– Там есть общественные купальни. Озеро большое у нас тоже имеется, но до него час добираться на лошадях.

– Кстати, о лошадях, – оживился Реутов. – Александра Петровна, у вас, я слышал, отличный скаковой жеребец?

– Да, Изумруд. А почему вы спрашиваете?

– Потому что летом у нас в конце каждого месяца проводятся призовые скачки. Осталась неделя, и списки уже составлены, но я могу похлопотать, чтобы вашего красавца включили, – сказал Тони.

Мило беседуя о скакунах, они вошли внутрь. Узнав, что Реутов ведет дам в буфет, Анна присоединилась к ним. Это было как нельзя кстати, поскольку завтракали Гадаловы давно, и никакой перспективы обеда до сих пор не просматривалось. Анна отдала распоряжение служке, и через несколько минут он уставил стол, за которым разместились все экскурсанты, различными блюдами, довольно легкими, но аппетитными. Здесь были зеленый салат, пряженцы, снежки из творога с курагой и вафли. Чая подали два на выбор: цветочный и затуран. Последний представлял собой смесь из заварки, соли, молока и обжаренной муки. Девушки приняли его с нескрываемым восхищением.

– У нас дома никогда его не подавали, считали плебейским кушаньем, – сказала Магдалина, осторожно прихлебывая эту смесь.

– А у нас все его пьют: и плебеи, и корифеи, – масляным голосом проворковал Реутов. Он успел изрядно проголодаться, а утомился даже больше прочих, потому что его усталость была умножена на волнение по поводу того, понравился ли Гадаловым город.

– Что это за здание с часами? – поинтересовалась Александра, разглядывая сквозь зеленые перья фикусов большой кирпичный особняк на противоположной стороне сквера.

– Это городской суд, – охотно объяснил ей Тони. – Еще одно чудесное место, чтобы потешить душу… Это у нас главный конкурент театра – на некоторые заседания от публики отбою нет.

Магдалина от удивления поперхнулась затураном.

– Что же веселого – смотреть, как выносят приговор какому-нибудь бедняге? У меня лично такие забавы одобрения не вызывают.

– Ну, если вы думаете, что у нас судят каких-нибудь матерых преступников, вы ошибаетесь. За все время существования города убийств здесь не было; кражи имели место, но только по мелочам. Да и то в них всегда одно и то же лицо замешано – это наш ювелир Бестемьянов. Об этом все знают, и судиться с ним никому нет резона. Но прокурор Звягинцев устраивает такие процессы – пальчики оближешь! – Реутов на минуту задумался о чем-то, иронически улыбаясь. – Одиннадцать лет назад, например, – продолжил он, попутно подливая себе сливок, – им был выигран знаменитый процесс над Зимой.

– Это фамилия – Зима? – простодушно осведомилась Александра.

– Нет, это та зима, которая заставляет вас одеваться в шубы и справлять святки. У Звягинцева была к ней единственная, но большая претензия: полное небрежение к срокам своего пребывания. Он вызвал Зиму в суд – случай, согласитесь, беспрецедентный. Никто не думал, что ее можно поставить на место, но вот Звягинцев, представьте, догадался. О, это был замечательный процесс… Аня, ты должна его помнить, хотя и была еще совсем крошкой. Маменька тебя на него таскала.

– Конечно помню, – живо откликнулась Анна. – Звягинцев свирепо размахивал перед Зимой календарем и чуть ли не кричал: «Почему вы приходите в октябре, это ведь территория осени, и уходите в апреле, это уже весеннее время?!» Надо сказать, что даже адвокаты не питали к своей подзащитной никаких симпатий, и поэтому ей пришлось туго.

Она пыталась пустить в ход разные нечестные штучки – к примеру, нагнала холоду в помещение, в надежде, что все замерзнут и разойдутся по домам. Действительно, на какую-то пару минут зал почти опустел, и Звягинцев уже начал было падать духом, но тут публика стала возвращаться: люди просто ходили в гардероб за одеждой потеплее. Зима усилила атаку, мороз закрепчал, но упрямый прокурор, клацая зубами, продолжал свою яростную обвинительную речь. Все одобрительно кивали, слушая его. В итоге Зиме было строжайше предписано появляться не раньше первого декабря и уходить не позже двадцать восьмого февраля в обычные годы и двадцать девятого в високосные.