– Ульяночка, ты же помнишь Степу? – вклинивается мама и заботливо кладет в тарелку салат. – Ребята, вы накладывайте, накладывайте, – подгоняет всех в привычной ей манере. – Дочка, ты меня слышишь?

– Помню, – натянуто улыбается, стискивая пальцами высокий фужер с вином.

За столом начинаются разговоры, в основном о медицине, каких-то достижениях, деньгах. Мама рассказывает про их с отцом последний отпуск в Исландии. Ничего интересного и стоящего. Пока все они заняты болтовней, Ульяна несколько раз тайком посматривает на Степу, нервно барабаня пальцами по столу. Ужасный вечер, почти самый мерзкий вечер в ее жизни.

– Ульяна, ты тоже будешь врачом?

– Что? – сосредотачивает внимание на Свете.

– Пойдешь по стопам Артура Павловича?

Ей правда это интересно? Никольской так и хочется закатить глаза, но маменька смотрит на ее физиономию слишком пристально, не хотелось бы ее расстраивать.

– Нет, я профессионально занимаюсь балетом, с трех лет.

– Серьезно?

– Нет, вру, – все же закатывает глаза, замечая Громовский интерес к своей скромной персоне.

– Я что-то не так сказала? – Светочка подбирается, часто хлопает глазками и нервно улыбается.

– Света, не обращайте внимания, наша Ульяна часто поднимается не с той ноги.

В прихожей открывается дверь, и Ульяна незамедлительно вскакивает из-за стола.

– Дёма! – чувствует брата на каком-то сверхчеловеческом уровне. Он еще не зашел и даже не подал голос, но она уже знает, что это Демьян.

Выбегает из гостиной, бросаясь на шею к брату.

– Дёма, как хорошо, что ты приехал.

Никольский крепче обнимает сестру за талию правой рукой и, приподняв над полом, шагает в гостиную.

– Всем добрый вечер, – отпускает Ульяну, – мама, очаровательно выглядишь.

Женщина горделиво выпрямляет спину, улыбается. Демьян вручает ей букет цветов, пожимает руки присутствующим мужчинам и садится рядом с сестрой.

Разговоры становятся громче, льются непрекращающейся рекой.

– …он же даже не сказал, что вернулся, – в какой-то момент до Ульяны долетает голос Оксаны Олеговны, матери Громова, – мы в Германию улетаем, а они возвращаются. Так вот еще на четыре месяца разминулись.

– Оксана, и как ты только пережила, – начинает старшая Никольская в привычной ей манере, – я бы с ума сошла. У нас Демьян пока на сборах, я места себе не нахожу. А теперь еще вот и в Москву собрался переезжать. Этот его новый клуб.

– Олеся, это же прекрасно. У мальчика талант. Я как узнала, что Дёмочка в сборной, так впервые в жизни чемпионат мира смотрела.

– Да уж, эти талантливые детки. Ульянке вот главную партию дали. Саму Одетту, а она по клубам ночами шляется. И как тут реагировать, Оксан, вот как? – сетует старшая Никольская, начиная разглагольствовать о безответственности дочери и вспоминать свое прошлое, неосознанно повышая голос.

Громов в который раз поднимает стопку, чокаясь с отцом, Дёмой и Артуром Павловичем, вливает в себя ее содержимое залпом.

Все подобие хоть какого-то настроения пропало сразу, как только Ульяна спустилась в гостиную.

В клубе он заметил ее случайно. Вникал в Аркашин рассказ и, невзначай обернувшись, пригляделся к столпившимся внизу людям, не сразу сообразив, что там вообще происходит.

Когда спустился, еще долго не признавал, что это она. Но сомнения развеялись позже, в кабинете. Это была Ульяна. Красивая, изящная, но совершенно другая. Эти три года очень сильно ее изменили.

Так некстати разлитый бокал вина и огромное красное пятно на белой рубашке дали им шанс уединиться. Он и правда ее не узнал, сначала не узнал. Все те же глаза девочки-мечтательницы разнились с внешним видом из его воспоминаний.