На второй день пути «купцы» добрались до озера Гальве. Под яркими солнечными лучами озёрная гладь поражала ослепительной синевой. Стоял ясный летний день, на небе не было видно ни единого облачка. Вдоль берега раскинулись многочисленные шатры, возле них разъезжали всадники в высоких сафьяновых сёдлах, щедро обитых золотом и увешанных корольковыми кисточками и ременными плетьми. На левых плечах у многих реяли медвежьи шкуры, за спинами шумели орлиные крылья. Около шатров развевались стяги. Варлаам различил герб Войшелга – литовского зубра, и чёрного жемайтского медведя – герб города Шяуляя.

Всюду видны были шлемы, кольчуги, копья, увенчанные разноцветными полосками значков. Раздавались взрывы смеха, гудение труб, звон бубнов, громкие голоса, мужские и женские. Русская «мова» причудливо перемежалась с литовскими и немецкими словами, в ушах у Варлаама, быстро уставшего от непривычного шума, стоял гул.

По глади озера скользили плоскодонные лодки; возле самого берега, огороженное толстыми верёвками и жердями, раскинулось ристалище, на котором молодые воины соревновались в стрельбе из луков и метании сулиц[118]. Обогнув это поле и небольшой поросший великанами – дубами холм, путники оказались неподалёку от великокняжеских шатров. Здесь, после недолгих раздумий, друзья и остановились, разложив товары.

Тотчас к ним подошли люди в богатых одеждах, видимо, нобили, Тихон стал громким голосом выкрикивать цены и показывать привезённые сукна. Зазвенели литовские гроши, немецкие марки, трёхгранные рубли и озеринги. Привлечённые шумом, появились у их воза знатные жёны в малиновых, зелёных, голубых летниках с широкими рукавами. Внезапно около холма Варлаам заметил Войшелга. Облачённый в свою неизменную чёрную рясу, князь-инок во главе пышной свиты ехал с ристалища к своему стану. Равнодушным взором обведя собравшуюся толпу, он спрыгнул с коня, бросил поводья челядинцу и скрылся за войлочной стенкой шатра. Почти тут же на пороге показалась женщина в платье из голубой парчи, в которой Варлаам, к изумлению своему, узнал ту самую красавицу из Холмского дворца. Кто она? Должно быть, супруга одного из ближних бояр князя Литвы. Вот она подошла к возу, стала осматривать багряный, расшитый травами убрус, спросила у Тихона цену. Голос у молодицы был тонкий и звонкий, такой, что у Варлаама захолонуло сердце. Ни о чём более не мог он сейчас думать, кроме как о ней.

Меж тем женщина перевела на него свой лучистый взгляд и вдруг застыла от неожиданности.

«Ужели… Она запомнила меня. Да, и глаза те же серые, и так же глядит…»

Варлаам в смущении опустил очи долу.

Но женский голос зазвенел вдруг рядом с ним переливчатым колокольчиком, заставив вздрогнуть от неожиданности.

– Кто ты, добр молодец? Купец? Зрела тебя на дворе в Холме, – обратилась к нему молодица. Лёгкий акцент выдавал в ней литвинку.

– Да, купец, – растерянно отвечал ей Варлаам, не в силах поднять очей. Он вынужден был лгать, но иначе было нельзя.

«Непременно покаюсь потом, расскажу ей о себе», – стучала в голове у отрока мысль.

– Как твоё имя? – продолжала допытываться жёнка.

– Варлаам.

– Надолго ты здесь?

– Как расторгуемся.

– Нынче праздник в Литве. Лиго – день солнцеворота. Будут купанья на озере. Приходи.

Сказав это, молодица круто повернулась и через несколько мгновений скрылась в княжеском шатре.

Варлаам остолбенело глядел ей вслед.

– Слыхал, друже, – потряс его за плечо Тихон. – Гулянка сегодня у их. Вовремя мы, право слово. Литовские девки хороши, сладки, до ласк охочи. Вот ента, что подходила, прямь яко цветок!

Варлаам ничего не ответил. В ушах его всё ещё звенели слова прекрасной незнакомки и стояло шуршание её тяжёлой парчи.