Несколько палочек с ХИСами, уложенные в некое подобие костерка, освещали их уставшие, измазанные пылью и гарью лица.

– В руку на вылет это не ранение, тем более кость не задета. Бывало и хуже, – Роман Александрович Савкин прокашлялся, сплюнул на землю и добавил, – ребят жалко, все полегли. Вдвоём мы теперь, Паша.

– Не вдвоём. Олег с Мамедовым сделают то, что от них требуется, на, – сказал Башенков, прислоняя свой автомат к дереву, – Я, мля, знаю таких как этот Буйнов. Он сдохнет, но боевую задачу выполнит, ёпт.

– Дай то бог…, – полковник глянул на прапорщика, – ты ему веришь?

– Верю.

Командир кивнул и жадно затянулся:

– А я вот не совсем. Знаешь зачем я согласился на его поход в штаб тыла?

– Догадался уже, мля, чтоб в наших рядах не маячил, на случай если предатель, на.

– Верно, Паша, верно. И так в жопе. Так ещё если в спину стрелять начнёт…

– А капитана зачем с ним подрядили? На всякий случай?

– Ну да… чтоб пристрелил предателя если что.

Башенков покачал головой, провёл ладонью по лицу и шумно вздохнул:

– Нет, полковник, я лично с ним америкосов давил, не предатель он. Свой он…

– Дай бог, дай бог…

Из группы, держащей оборону в штабе после ухода Буйнова с Мамедовым в живых осталось только двое: старший прапорщик Башенков и полковник Савкин. Первым погиб майор Бровкин. Обстреливая врага из окна второго этажа, он получил пулю в голову. Потом не стало сержанта Батычко, рядом с ним разорвалась вражеская граната, смертельно ранив его осколками и покалечив взрывной волной. Третьим по счёту группа потеряла сержанта Разбежкина. Он, будучи раненым в ногу и плечо, остался прикрывать отход полковника и старшего прапорщика. Когда же враг, вплотную подошёл к умирающему от ран Василию, тот подорвал себя гранатой, забирая с собой на тот свет троих диверсантов. К этому времени, старший прапорщик и раненый в руку полковник, пробивались с боем в сторону КПП номер три, чтобы укрыться в лесу и ждать сигнала Буйнова. Вынесенную из штаба секретку, измученные боем военнослужащие закопали в лесу вместе со своими документами и документами погибших. Не решились они оставлять личные документы в захваченных врагом помещениях, даже хорошо запрятанные они могли быть обнаружены, а этого допустить нельзя.

Внезапно несколько фонарей осветили военнослужащих. Свет резанул по глазам и заставили прикрыть лица ладонями.

– Сидим смирно и не дёргаемся! Подняли руки, живо! – раздался зычный голос.

Беглецы замерли. Рука старшего прапорщика потянулась к автомату.

– Даже и не думай! Завалим сразу! Вы окружены! – донеслось тут же и старший прапорщик отдёрнул руку.

В центр небольшой полянки, освещаемой фонарями, вышел тёмный силуэт. В свете фонарей, Савкин с Башенковым увидели фигуру, одетую в тактическое обмундирование с множеством карманов, затяжек и застёжек, и обвешанную различным снаряжением.

– Ну что товарищи военнослужащие, тяжко пришлось? – спросил силуэт, подходя к военным и присаживаясь перед ними на корточки, – я подполковник Ахмедшин, командир группы спецназа ФСБ.

Савкин облегченно вздохнул, а Башенков смачно выматерился.

– Командир войсковой части гвардии полковник Савкин Роман Александрович, а это старший прапорщик Башенков Павел Александрович.

– Андрюха, выходите, – скомандовал подполковник, – и фонари выключите.

Источники света погасли и на слабое зеленоватое свечение цилиндров с химическими элементами, шурша кустами и побрякивая оружием, вышла группа бойцов. «Семнадцать, с командиром восемнадцать», – про себя сосчитал гостей Павел.

– Так, Андрей, – продолжил подполковник, – человека три отправь к профессору с операми, а остальных разошли в дозоры и посты наблюдения. Сам при мне останься, будем думать как дальше действовать.