Вместо этого она посылала людей на поиски в том районе реки Таксис, который считался опасным в дождливую погоду и представлял смертельную угрозу для любого, кто мог оказаться в бушующей ледяной воде. Ее раздражение усилилось, когда она поставила автомобиль на ручной тормоз, выключила двигатель и потянулась на заднее сиденье за своей фуражкой и коробкой сдобных булочек, которые она напекла вчера ночью. Выпечка помогала бороться с бессонницей, которая в последнее время превратилась в непрошеную спутницу.

– Пошли, Бен, – она надела фуражку, выпустила волосы, собранные в «конский хвост». – Впрочем, ты можешь остаться в автомобиле. Генератор будет поддерживать тепло, а ты пока поиграй или почитай книжку. Но если захочешь, то сможешь даже помочь нам с поисками, – она старалась держаться жизнерадостно.

Бен нахмурился и плотно сложил руки на груди. Он опустился на сиденье – нелепое и сердитое маленькое существо с клоунской физиономией под кислотно-зеленым париком. Келли ощутила, как нарастает беспокойство.

– Бенни?

– Я хочу, чтобы он вернулся домой.

Эти слова выбили ее из равновесия. Ее мысли смешались, и она тяжело сглотнула.

– Он… он вернется, Бен.

– Когда?

– Скоро, – она закашлялась. – Надеюсь, очень скоро.

Сын посмотрел на нее накрашенными тушью глазами на расплывшейся маске Джокера.

– Ты обещаешь?

Боль огненным цветком распустилась в ее груди, когда она услышала иронию в голосе маленького мальчика. Вместе с болью пришло негодование, вслед за ними гнев. Все смешалось в одном горячем, ужасном, ядовитом коктейле. Как она могла обещать своему сыну то, над чем сама была не властна? Келли глубоко задышала, стараясь восстановить спокойствие, необходимое для предстоящей операции.

– Почему бы тебе самому не спросить его сегодня вечером? – тихо сказала она.

Напомаженный рот распахнулся, когда он недоверчиво уставился на нее.

– Ты что, совсем глупая? Он мне не скажет; ты же знаешь, что он этого не сделает!

Она заморгала при виде жгучей ярости в глазах мальчика и тихо сказала:

– Тебе нужно спрашивать его о подобных вещах, Бенни. Нам обоим это нужно. Думаю, так будет лучше. Если он будет серьезнее к ним относиться, то это случится.

– Ты врешь!

Кто-то постучал в затуманенное окошко. Это был Оскар; он жестикулировал и указывал на свои часы, а потом на штабной автомобиль, где ждал Мэйсон Денье. Келли махнула рукой, давая понять, что скоро подойдет.

– Пошли, Бенни, – повторила она.

– Я не хочу.

– Твой папа захотел бы, чтобы мы нашли этот самолет, Бенджамин. Он бы гордился тобой, если бы узнал, что ты помог нам.

– Я не буду помогать. Лучше посижу в этом тупом автомобиле!

– Ты уже помогаешь, Бенни, – просто потому, что находишься рядом. Иначе я бы даже не смогла приехать сюда.

Она открыла дверь.

– Меня зовут Бен, а не Бенни, – его нижняя губа дрожала.

– Прошу прощения, Бен.

Почему я больше не могу называть своего ребенка Бенни? Ему всего лишь восемь лет. Можно ли поставить его возраст на паузу до тех пор, пока Питер не вернется домой? Как я могу допустить, что Питер пропускает столько важных моментов жизни Бена – все эти дни, недели и месяцы?

Сколько лет пройдет, прежде чем Питер снова войдет в их дом? Сколько еще ждать, пока Келли снова увидит свет любви в глазах своего мужа, услышит его смех, почувствует его прикосновение и снова займется с ним любовью хотя бы еще один раз?

Бен отвернулся от нее, вновь сложил руки на груди. Его плечи вздрагивали: он плакал.

– Бен?

– Я не пойду. Останусь в автомобиле.

Келли набрала в грудь побольше воздуха.

– Хорошо. Но я не могу оставить двигатель включенным. Когда замерзнешь, приходи погреться к штабному автомобилю, ладно?