Семён, вдруг, открыл глаза и сел – он промёрз до самых костей. Вверху висело чёрное небо, но из-за дыма не было видно звёзд. А на стенах уже яростно ревели, звенел металл, толпились люди – татары лезли в проломы.

Откуда-то вынырнул изумлённый Микула с двумя мечами в посиневших от холода руках.

–Ты не ранен? Рукавицы утерял, пальцы не сгибаются, вмёрзли в рукоятки. Пожрать бы чего.

Семён сбросил оцепенение, выхватил меч из ножен, и побежал к пролому у церкви Спаса за «Золотыми» воротами – там отступали булгары, под градом ударов напирающего врага.

Небо стремительно светлело. Было тепло от горящих домов. Семён рубился в тесноте, потом уступил место копейщикам. Он не успел перевести дух, как русские, крича и матерясь, побежали от стен – татары ворвались в город со стороны Лыбеди, через проломы у Ирининых и Медяных ворот, а с юга – через провалившиеся Волжские ворота.

Бой кипел в пожарище, но большинство защитников бессмысленно бегали, словно сойдя с ума.

–Где воевода?! Где?! Где князья?!

Все метались испуганным стадом. Вокруг уже было полно конных врагов.

Семён бросил рубиться и кинулся к валам Среднего города – там можно было задержать татар. Солнце тускло светило в зените – полдень. На валах никого не было. В воротах толпились убегающие. Семён продрался в Монахов город, побежал по улицам, миновал площадь у открытых ворот детинца – в Рождественском монастыре выли в голос. Ему навстречу неслись конные дружинники. А в голове было одно – спасти Наталью! Она в усадьбе Петра Ослядюковича, её нужно успеть спрятать за каменными стенами детинца.

Запыхавшись, он остановился у запертых ворот усадьбы, застучал ногами и руками.

–Наташа!!! Наташа!!!

Она выскочила в распахнутой шубе, без платка. Глаза горели испугом.

–В детинец! Быстрее! Татары в городе.

Семён схватил за руку, потащил. Бежали, что есть силы.

–Где отец? Где брат?

–В детинце все! – кричал он.

Они оказались на площади – татары неслись мимо, рубя встречных, в посад, в распахнутые ворота детинца. Семён в бессилье остановился. Наталья завизжала.

Обезумевшую толпу дружинников татары сжимали кольцом.

Всадники проволокли по улице зарубленных Всеволода и Мстислава. В двери Успенского собора, где укрылись княгини, вотчинники, воеводы и священники, татары долбили тараном, но подъехал спесивый татарин, закричал, воины отхлынули, засуетились, начали обкладывать брёвнами, хворостом, досками. Подожгли. Плач и пение в церкви усиливались.

Семён вертел головой, держа меч и нож наготове. Спиной чувствовал дрожащие руки Натальи.

Вдруг, шею захлестнула обжигающая льдом верёвка, сильный рывок опрокинул его в грязный снег, поволокли.

–На-та-ша-а!!!

«»»»»»»»»

Семён пришёл в себя в темном шатре. Он лежал на мягком войлоке, в очаге светились уголья. Глаза разобрали силуэт сидящего человека.

–Здравствуй, Семён.

–Где я? – прохрипел Семён, приподнимаясь.

Человек рассмеялся.

«Монгол», – понял Семён.

–У друга.

Человек наклонился к очагу, и Семён увидел в красном свете лицо Аяна.

–Забыл меня?

–Помню. Брата мне помог спасти. Михаила.

–Как он?

–Умер.

–О-о. Но твой товарищ здесь.

–Микула?

–Он. И твоя жена.

–Жена?

–Та светловолосая пери.

–Наталья?

–На-та-лия. Красивое имя. И она красивая.

–Почему ты спас меня, Аян?

Монгол долго молчал, покачиваясь взад– вперёд.

–Хочу покарать врага твоими руками.

–Кого?

–Не бойся, не русского. Монгола. Укажу. Его убьёшь.

–Зачем мне это?

–У тебя нет выбора.

–Выбор всегда есть. Ты говорил мне, тогда, в Руме, что монголы не мыслят воевать с Русью, но вы тут, земля моя горит, народ мой гибнет. Помогать я тебе не буду. Можешь казнить.

Аян сухо посмеялся.