Серпилин – самый яркий герой главного симоновского романа. Но Симонов встречал и других людей, попавших на фронт после лагеря. И о них тоже писал. Эти, другие, лично бесстрашны перед врагом. Но после ареста и заключения беспомощны и безответны перед вышестоящим начальством.
На командирских должностях они не способны на решения, чем губят и губят солдатские жизни. Их было много таких, изуродованных лагерем. В повести «Пантелеев» Симонов даст такому человеку пустить себе пулю в лоб. В реальной жизни 1941 года его прототип пошел под трибунал. Симонов за повесть с таким действующим лицом подвергся критике с явными намеками на авторскую неблагонадежность.
К Симонову в Могилев приезжает бригада из «Известий». В ее составе поэт Сурков и фотокорреспондент Трошкин. Они на новенького на фронте. Симонов в это время уже отчетливо формулирует свои впечатления первых двух недель войны: «У меня было такое чувство, что уже ничего тяжелее в жизни я не увижу. Мне и сегодня кажется, что так оно и есть».
Он написал об этих двух неделях письмо домой. Когда уже сложил письмо вместе с журналистскими материалами, чтобы отправить в Москву, вдруг передумал. Не отправил письмо, порвал.
Одна из поездок известинской бригады – в Смоленск. Симонов вспоминает:
«По дороге, усталые и пыльные, заехали в какую-то деревушку, зашли в избу. Изба оклеена старыми газетами. В рамочках фотографии из журналов. В углу – божница. На широкой лавке сидит старик, одетый во все белое – в белую рубаху и белые порты, – с седою бородой.
Старуха усадила нас на лавку рядом со стариком и стала поить молоком. Зашла соседка. Старуха у нее спросила:
– А Дунька все голосит?
– Голосит, – сказала соседка.
– У нее парня убили, – объяснила старуха.
Вдруг открылась дверь, и мы услышали, как в соседнем дворе пронзительно кричит женщина. Старуха сказала:
– Все у нас на войне. Все сыны на войне, и внуки на войне. А сюда скоро немец придет, а?
– Не знаем, – сказали мы, хотя чувствовали, что скоро.
А старик все сидел и молчал. И мне казалось, что если бы он мог, то он умер бы, вот сейчас, глядя на нас, людей, одетых в красноармейскую форму, и не дожидаясь, пока в его избу придут немцы. А что они придут сюда – мне по его лицу казалось, что он уверен. Он качал своей столетней головой, как-будто твердил: „Да, да, придут, придут”».
Симонов в дневнике пишет:
«Я потом написал об этом стихотворение и посвятил его Алеше Суркову.
Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.
На дорогах женщины поили нас молоком, крестили и, как-то сразу перестав стесняться, что мы военные и партийные, говорили нам: „Спаси вас, Господи», „Пусть вам Бог поможет» – и долго смотрели нам вслед».
Это – дневник, а это – стихи:
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные злые дожди,
Как крынки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди.
172-я дивизия, которая обороняла Могилев, стояла на западном берегу Днепра. Дивизионный комиссар сказал Симонову, что лучше всего у него в дивизии дерется полк Кутепова. Разговор об этом шел ночью. Ночью же Симонов с фотокором Трошкиным и выехали к Кутепову. Это была ночь 14 июля.
Два дня до этого – 12 и 13 июля – у Кутепова шел бой. 12-го на кутеповский полк шли танки генерала Моделя. Танки с открытыми люками, из которых по пояс торчали немецкие офицеры. За танками – пехота с засученными рукавами. Танки шли по ржаному полю.
Кутеповцы уничтожат 39 танков. Это самый ожесточенный и самый результативный бой в ходе обороны Могилева. На следующий день, 13-го, немцы предпримут психическую атаку. Их пехота пойдет стройными колоннами с развернутыми знаменами. Из этих колонн уцелеют немногие.