– Нет, нет. Спасибо. Я позавтракала плотно. Вы ешьте, не смотрите на меня.

– А на кто нам сматрэт. Мы всэ ужэ друг другу надаэли. А ты, как цвэток срэди нас. Послэ абэда у тэба свободный врэмя. Пайдеш пагуляэш. Амо тэбэ пакажэт Эреван.

– Я уже начинаю ненавидеть этого Амо, – прошептал Сурен, нащупав Линкину руку под столом, – и обратился к начальнику, – слушай шеф, я не понимаю. Что, кроме Амо, других людей нет город показать.

– Сэгодна Амо, я сказал. А ты в очэрэд становис. Думаэш ты адын такой хытрый-умный. Всэ рады с Лыной-джан погулат. А вэчэром я ее забэру домой к сэбэ, гостэм будэт. Жена сациви пригатовыт, пасыдым, пагаварым.

– И его уже тоже ненавижу, – опять прошептал Сурен и вслух добавил, – почему меня не приглашаешь? Марго всегда рада меня видеть.

– Еслы хочэш, прихады… с Сусанной.

– Спасибо, приду, – раздраженно сказал Сурен.

Лина пыталась кушать, но кусок застревал в горле. Сурен взял лаваш, положил на него кусочек брынзы, помидорку, кинзу и завернул:

– Открывай рот, – приказал он Линке.

Линка послушно открыла, откусила кусочек.

– Как вкусно! – разжевав она действительно почувствовала вкус всего одновременно.

– Толка арманин можэт кармит женшину из сваих рук, канищно, лубимую. Из рук лубимого всо бываэт вкусный.

Наступила тишина. Все перестали есть и повернулись в их сторону. Лина покраснела, что называется до корней волос. Резко встала, еле слышно сказала «извините» и направилась в туалет. Она долго стояла и смотрела на себя в зеркало. Что ты делаешь? Второй день в командировке и такой стыд, казнила она себя. Решительно вышла из и направилась к выходу. Возьму такси и уеду, думала она. Но передумала и направилась в зал. За столом шла оживленная беседа.

– Все хорошо, милая?

– Да, все отлично, – ответила Лина и принялась за еду.

– Маладэс! Покушай харащо, и потом с Амо нагулаэшь аппэтыт до вэчэра. В васкрэсэнье у нас пасха. Думаю, атвэтствэнным назначить… – начальник обвел всех взглядом, – Сурен-джан ты арганизуэшь нам праздник. Шашлык-машлык.

– Савваттанейм (дорогой, уважаемый), как скажешь, – ответил Сурен.

Вот уже два часа Лина с Амо гуляли по городу. Амо уверенно вел ее по пешеходному переходу на красный свет.

– Амо, красный свет! – предупредила Лина.

– Эй, нэ пэрэживай да. Щто ани нэ видат, что я иду с гостэм.

И действительно, машины остановились и они спокойно перешли дорогу.

Дошли до площади «Конституции».

– Эта балшой паюший фантан. Но он сэйчас нэ поет, умэр. Врэмя сэйчас тяжолое. Видыш, дэрэвья вырублэны. Это луды пэчка дома топат, буржуйка называэтса. Как сто лэт назад, – рассказывал Линкин экскурсовод, – А там много малэньки фантан, булвар называэтса. Знаэш, Эрэван очэн дрэвний город. Пастроэн, как солнцэ с лучами. Самый лучий город на зэмлэ..

– Да, очень красиво. Но если люди и дальше будут вырубать деревья, от бульвара ничего не останется.

– Нэчэго, ешо посадым. Паэхали, я покажу тэбэ Маладожный сентр. Там много маладых и красывых дэвушэк и парнэй.

Они подъехали к лестнице, ведущей вверх, где располагался Молодежный центр. Зашли в кафе, выпили по чашечке кофе по-турецки.

– Спасибо, Амо. Прогулка мне очень понравилась. Отвезешь меня в гостиницу?

– Какой такой вопрос! Канишно, атвэзу.

Когда они вышли из центра, навстречу им поднималась, судя по всему, супружеская пара. Колоритный армянин и симпатичная русская женщина с фингалом под глазом..

– Выдыш, это лубоф. Эслы бьет, значит лубит, – сделал заключение Амо.

Ничего себе трактовка любви, улыбнулась своим мыслям Лина. А вслух спросила:

– Любовь по-армянски?

– Арманскый лубоф самый сыльный лубоф да, – заявил Амошка.