— Законом не возбраняется гладить собак и есть курицу. Так же, подобного запрета нет в правилах перевозки пассажиров наземным транспортом, – не согласился Иван.

От очевидной наглости картавый оторопел, а Венера, воспользовавшись общим замешательством вперед всех, просочившись бочком без очереди, прошмыгнула к рукомойнику.

— Никуда не уходите, – успела заявить она, перед тем как закрыла за собой дверь. – А то вдруг опять заклинит. — Послышалось с той стороны.

— Я в швейцары-медвежатники не нанимался, – резонно заметил Ледяной. – Вам тоже дверь покараулить? – повернулся он уже к остальной очереди. – Тогда, скидываемся по стольнику.

К немалому удивлению, радикулитный бедолага потянул из треников пухлый портмоне. Иван закатил глаза к потолку, процедив сквозь зубы: «Хоспадя». Махнув рукой, он без разговоров вернулся в купе к недоеденной курице.

— Не поверите! — всплеснула руками Элеонора Даниловна. — Всего на капелюшечку отвлеклась, — она сжала два пальца, будто клопа давила. — Пудрочка вашего вредного наелась.

Довольная перепачканная морда рыгнула и завалилась на бок, тяжело дыша отожрашимися боками. Иван почесал затылок, соображая, каким образом в такое небольшое создание вместилось кура, в два раза ее больше размерами. От перекуса даже костей не осталось, только фольга со следами острых зубов. Присев перед болонкой на корточки, он заглянул в жадные, но донельзя счастливые глаза.

— Не стыдно тебе, а? — покачал головой.

6. Глава 6. Ольга Рог

— Блин, какой печальный момент…Вот как тут не спросить: где стакан? — пропела Венера из песни Ваенги. — В суете подготовки ко сну, они по очереди расправляли кровати выданным казенным бельем со штампом РДЖ.

Заметив каким взглядом ее одарил сосед с верхней полки, девушка чуть не запуталась в пододеяльнике, но вспомнив, что Венера Рокотова — стреляный воробей и вниманием мужского пола не обделена, делала постную мину, якобы не замечая мужского внимания к себе. Рокотова бежала от больных отношений зализывать раны к родителям в Хабаровск, и интрижка в поезде со случайным попутчиком не входила в планы. Синеглазый проверяет ее на прочность — к бабке не ходи. Ему скучно… Вон как с Пудрой перемаргивается, паршивец.

Проводница Наденька к тридцати годам повидала всякое за время своей работы. Были вахтовики с шальными деньгами, жадно заглядывающие на пуговицы ее блузки. Скандалисты и выпивохи, действующие на расшатанную психику, как мина замедленного действия. Склочные и хамоватые женщины, которым ничем не угодить. Надя плюнула бы на все и лучше полы пошла мыть на вокзале, чем вот это все… Каждый раз она чувствовала подвох отработанной, нажитой за несколько лет работы в поезде интуицией. Как говориться: никогда такого не было, и вот опять. Казалось бы, в ее вагоне тишь, да благодать, но тревожный звоночек есть. Она начала внимательно присматриваться к каждому пассажиру, мысленно отрабатывая психотип всех мирно спящих, прикидывая, что и кого можно ожидать.

Ночь. Короткая двухминутная станция. Здесь нет посадки. Нет перрона. Из открытой двери можно просто вывалиться прямо в сугроб.

— Сейчас моя деточка. Сейчас погуляем, — противный голосом, обещала своей болонке Элеонора Даниловна, вырядившись в свой каракуль на сиреневую пижаму сверху.

— Не пущу! — рыкнула Наденька. — Стоим две минуты… Уже меньше. Да и куда?! Куда? — «мать вашу» — добавила мысленно, указывая на завывающую метель, сбивающую с ног, на сугроб, в котором утонуть можно по горло.

Пудра была солидарна с проводницей и тихонько поскуливала, задрав мордочку. Жаль, что хозяйка понимает ее иначе, точнее — не понимает совсем.