– На вокзал?

– Да, на вокзал.

Куда угодно, лишь бы убраться отсюда.

Пока машина разворачивалась, Кальмар заметил на одном из балконов облокотившуюся на перила парочку, на другом – ребенка в красном, как и у его дочки, купальном костюме, присевшего на корточки возле ярко раскрашенной игрушечной тележки, а на пятом этаже он даже разглядел женщину, принимавшую солнечную ванну, – она тоже лежала на животе, как и та…

Ну а как он должен был поступить? Кальмар вспомнил, что в гостиной мадемуазель Штауб стоял телефон. Разве он не обязан был сразу позвонить в полицию? Но ему это и в голову не пришло. Его единственной мыслью было скорее бежать оттуда, и только сейчас он понял, в какое сложное положение попал.

Что бы Кальмар ответил полицейским, если бы те застали его в чужой квартире у трупа незнакомой женщины, в городе, куда он приехал впервые в жизни?

«– Мне поручили передать ей этот чемоданчик…

– Кто?

– Не знаю. Какой-то пожилой человек. Он ехал со мной в одном купе из Венеции.

– Его фамилия? Адрес?

– Не знаю.

– Почему он поручил это вам?

– Потому что он ехал в Женеву, а здесь поезд стоит всего три-четыре минуты.

– Есть ведь и другие поезда.

– Ему надо было попасть на самолет в Куантрене.

– Какой рейс?

– Он мне не сказал.

– Но он доверил вам этот портфель и сообщил, что намерен лететь самолетом?

– Да.

– Значит, сейчас он находится на пути в Женеву?

– Не думаю.

– Почему?

– Потому что после Симплонского туннеля я его больше не видел.

– Вы полагаете, что он сошел с поезда посреди туннеля?

– Не знаю.

– Но, несмотря на это, вы принесли сюда чемоданчик? Где же он вам его вручил?

– Он дал мне не чемоданчик, а ключ от автомата номер сто пятьдесят пять в багажном отделении. Я запомнил номер. И еще он дал мне разменную монету и десять швейцарских франков на такси».

Все это звучало бы крайне неубедительно. Кальмар представил себе сцену с полицейскими, затем то же самое у полицейского комиссара и в кабинете следователя.

Но ведь он не сделал ничего дурного! По существу, у него даже не было желания оказывать услугу незнакомцу. Тот, можно сказать, принудил его, и этот чемоданчик попал к нему в силу случайного стечения обстоятельств. И не по доброй воле он вошел в дверь Арлетты Штауб, имя которой было ему неизвестно еще несколько минут назад, хотя листок с ее адресом и лежал у него в бумажнике.

Она в самом деле была мертва, рука ее уже окоченела. Кальмар понятия не имел, отчего она умерла, он только знал, что на ней были туфли на высоких каблуках, туго натянутые чулки, бледно-розовая шелковая комбинация и что смерть, по-видимому, наступила в ту минуту, когда женщина одевалась – ей оставалось накинуть лежавшее на диване платье и взять сумочку.

Гостиная была обставлена кокетливо, дорого. Вероятно, в квартире имелась и ванная, и кухня, а может быть, и еще одна комната… Если только диван не превращали на ночь в кровать. Но Кальмар ничего не видел, кроме гостиной, и мог лишь предполагать.

Однако нельзя же было бы на все вопросы отвечать, что он ничего не знает.

– Четыре франка семьдесят.

Кальмар протянул шоферу купюру в десять швейцарских франков и заколебался, не оставить ли портфель в машине. Но это было рискованно. Кто-нибудь мог обнаружить портфель до отъезда Кальмара в Париж. А найти его по такой примете, как кремовый, помятый после долгой езды в поезде костюм, не представляло труда.

Всего половина седьмого. Там, на Лидо, Доминика и дети уже ушли с пляжа – по вечерам обычно становилось свежо – и, нагруженные купальными халатами, ведерками, лопатками, надутым мячом и большой полотняной сумкой, приближались к пансиону.