Судьба детектива на западе
Итак, вот каковы основные источники детективной поэтики, вот каким путем должен следовать (и следует – возможно, бессознательно) всякий настоящий детективист. «Но, позвольте, – могут возразить нам, – можно ли здесь говорить о должном? Разве нормативная поэтика не осталась в далеком прошлом? Разве мы теперь не ориентируемся на практику жанра, пытаясь обобщить все известные нам случаи обращения к нему и вывести некий общий вектор его, жанра, развития?» Да, именно так мы часто и поступаем; однако трудно найти менее плодотворный путь изучения жанра (да и любого другого явления). Не вдаваясь в доказательство этого последнего тезиса, покажем, что случилось с детективом, когда он попытался быть реалистическим.
С прискорбием приходится заявить, что семена зла были посеяны в ту эпоху, которую принято называть «золотым веком» детектива. Именно авторы, признанные классиками жанра (и действительно написавшие хотя бы один или несколько хороших или просто приличных детективов), начали разрушать жанр. Чем это было вызвано, сказать сложно. Самые очевидные предположения: комплекс неполноценности перед «серьезной» литературой, отсутствие (с определенного момента) собственных детективных идей (при необходимости что-то писать) или просто усталость от жанра. Так или иначе, по меньшей мере два детективиста начали разрушать жанр изнутри.
Энтони Беркли выступил с декларацией реалистического детектива; декларация эта, содержащаяся в предисловии к роману «Второй выстрел» (1930), столь же примечательна, сколь и прискорбна:
Как мне кажется, старые криминальные истории в чистом виде, построенные только на перипетиях сюжета и не имеющие прочих художественных достоинств, таких, как живость характеров, выразительность стиля и даже юмор, уже отжили свое или, по крайней мере, близки к этому. Детектив постепенно превращается в полноценный роман с криминальной завязкой, удерживающий внимание читателя не логическими, а психологическими деталями. Элемент загадки, безусловно, останется, но это будет уже загадка характера, а не времени, места, мотива и возможности. Вопрос будет ставиться по-новому: не «кто убил старика в ванной?», а «что заставило X убить старика в ванной?» Я вовсе не имею в виду, что читатель должен сразу догадаться, кто такой этот пресловутый X, еще до того, как прочтет большую часть произведения (интерес к самому процессу раскрытия преступления будет существовать всегда), но книга не будет заканчиваться традиционным монологом сыщика, обличающего преступника в последней главе. То, что ключ к решению загадки найден, послужит лишь прелюдией к смене приоритетов; мы захотим узнать во всех подробностях, какое стечение обстоятельств толкнуло X – и именно его – к мысли, что только убийство способно решить его проблему. Другими словами, детектив должен стать более интеллектуальным. В реальной жизни за самым заурядным преступлением стоит богатый и сложный мир эмоций, драматических событий, психологических нюансов и авантюрных приключений. Традиционный детективный рассказ полностью игнорирует эти детали, упуская прекрасную возможность использовать их в своих целях[44].
Другим классиком детектива, который уже не ограничился теоретическими заявлениями, была, как уже указано выше, Сэйерс. Ее последние романы о лорде Питере хороши, хотя имеют косвенное отношение к детективу. Однако эти два романа («Вечер выпускников» и «Медовый месяц в улье»[45]), видимо, повлияли на ряд более поздних авторов. При этом использование тех приемов Сэйерс, которые разрушают детективную поэтику, опять-таки сопровождалось их вульгаризацией. Особенно часто современными псевдодетективистами используются элементы «семейной саги», восходящие как раз к Сэйерс. Ведь писательница придумала лорду Питеру не только постоянных спутников в расследованиях – слугу Бантера и инспектора Паркера, – но и спутницу жизни – писательницу Гарриет Вейн (о ней уже шла речь в связи с романом «Вечер выпускников»). И если в романах «Сильный яд» («Смертельный яд») и «Где будет труп» («Найти мертвеца», «Опасная бритва»), а также в новелле «Полицейский и призрак» отношения героев являются фоном, на котором развивается детективная интрига (а в «Сильном яде» – поводом для этой интриги), то в «Вечере выпускников» и «Медовом месяце», а также в рассказе (уже не в новелле) «Толбойз» эти отношения выходят на первый план. Примечательно, что «Медовый месяц» сама Сэйерс назвала «любовным романом с детективными отступлениями». Тем самым Сэйерс – остающаяся благодаря своим ранним произведениям в рядах детективистов – заложила основы традиции, по которой пошли полчища «фальшивомонетчиков», выдающих за детектив именно психологические романы.