Поэзия – это речь, которая «далеко заводит», это введение сознания человека в режим неопределённости, загово'ра, смысл или причина создания / возникновения произведения поэзии передаётся от поэта к читателю как бы в режиме «звукоподношения», но в отличие от зауми стишков футуристов, у коих Слово как бы разложено на атомы, слова раздеты до слогов, букв, знаков препинаний, звукоподношение поэзии подчинено мере, дисциплинировано так, чтобы текст не превратился в липкую массу разрозненных символов, звуков и слов, утративших смысл существования в строке, утративших связь с темой, с замыслом стихотворения. Поэзия находится за пределом механического пользования звуком, например, поэзия далека от бормотания, клокотания гортани шамана, или от так называемой умной молитвы в христианстве, или от мантры в буддизме, когда звук начинает довлеть над речью, над Словом, над языком. Звукоподношение или звуковозношение поэзии неотрывно связано с необычайностью строя речи, с необыкновенностью явленного поэтом языка – не человек только говорит в поэзии, но само мироздание обретает дар речи – будь то море, небо, море неба, звёзды, чувства, вещи и предметы. Поэзия обладает так называемой смутной ясностью, в коей всё что проступает через пелену воздымающегося в небытие тумана предельно прозрачно с точки зрения проникновения в суть вещей и событий. Можно сказать и так: поэзия создаёт кажущуюся ясность, в которой всё как на ладони, потому что «ясность» создана поэтом из многослойной прозрачности – такой прозрачности, в которой видимое, слышимое, сказанное взбудораживает воображение, как будто бы даже автоматически заставляет воображение выходить на передний план освоения жизни, и если хорошие стишки способны на фантастику, то поэзия пестует фантазию, интуицию, скоропись духа человека. Ясность поэзии особенная: слова, зачастую, подаются как будто сквозь пелену тумана времени, но не просто блестят, как словечки хороших стишков, а блистают своею необыкновенной огранкой или меткостью, сжатой ёмкостью значений с вложенной возможностью догадки, и именно такая подача словесного материала, сдобренного сложным ритмом, приводит к многомерному узнаванию мира, когда чувства и ощущения познаваемы и узнаваемы лишь на нюансах, аранжированные звукосмыслами, в свою очередь, вкраплёнными в кристаллы многогранных словесных конструкций. Если хорошие стишки это алмазы для резки, твёрдых условий обывательского существования, так нужных человеку для успешного выживания в мире, где «еле-еле душа в теле», то поэзия – это бриллианты красоты, это огранённые поэтами алмазы, то есть кристаллические структуры, вбирающие в себя желания прорыва ввысь и многократно увеличивающие углы и площадь отражения, преломления сознания или входящего в них взгляда, восприятия читателя. Поэзия обогащает органы чувств человека, многократно усиливает дремлющие в человеке возможности для обретения нового, высшего по сравнению с человеческим, уровня существования.

Поэзия не нужна абсолютному большинству «земноводных» людей, не потому что они так уж не знакомы с нею или отрицают её, категорически и бесповоротно, а поскольку в них не накоплена, не сложилась, по судьбе и обстоятельствам жизни, – тоска или жажда бытия на иных условиях, в них слишком мизерна поэзия жизни, то есть способность к зачарованности, и не самой даже «красивостью», красотою чего-либо, а неоглядностью и необъятностью мира, еле угадывающейся за расхожим понятием красоты. Поэзия необходима только людям увлечённым небом не над головою, морем над небом или морем неба, поэзия жизненно необходима только людям увлечённым возможностью речи о несказанном и невыразимом, возможностью речи, которую создают исключительно поэты, а не всевозможные стишочники или люди со стишками, хорошими или плохими.