Гиперболы, построенные на сочетании однокоренных слов (Крик – и перекричавший всех / Крик – П.: 99; Тише тихого! – П.: 243; куда громовее, чем громом – III: 757; Там одна – темней / Темной ночи – I: 323; Выситься над высотой – I: 187: Всé и семижды всé – III: 69), по существу основаны на отрицании мотивирующего признака, полученном в результате доведения его до предела и превышения этого предела. Конечный результат интенсификации признака, представленный его отрицанием, можно видеть в таких контекстах:

Тезей

Красоты в этой жизни есть
Власть безжалостнейшая – честь.
Даром бьешься и даром тщишься.

Ариадна

Просветите же нечестивца,
Боги! Рухай, гордец, с горы!
Афродитины – се – дары
(III: 598);
От высокоторжественных немот
До полного попрания души:
Всю лестницу божественную – от:
Дыхание мое – до: не дыши!
(II: 120).

Антитеза может быть основана на семантизации стилистических различий между однокоренными словами, что является традиционным приемом в языке художественной литературы:

– Житие – не жисть!
– Разучился грызть!
(П.: 234).

Эти строки, передающие жалобы разжиревших крыс в сатирической поэме-сказке «Крысолов», показывают характерную для Цветаевой трансформацию традиционного приема. Слово высокого стиля житие, по происхождению церковнославянское и фразеологически обусловленное в сочетании жития святых, здесь является носителем отрицательной экспрессии (праведная жизнь – покой и скука), а просторечное жисть – носителем экспрессии положительной (реальная жизнь – страдание и борьба).

С помощью однокорневого контраста нередко представлено отрицание мотивирующего признака, лежащего в основе номинации: Справлять неисправимую работу (I: 375); И памятник, накоренясь, / Уже не помнит (I: 305); Права, не следующие вслед (II: 120); Давно желанного и жданного подарка / Не жду (I: 213). Во всех этих примерах эмоциональный смысл отрицания мотивирующего признака – горечь от разлада, разминовения однородных явлений, указание на противоестественность разъединения. Выход из этого разлада отражен в таких контекстах, в которых на взаимоисключении двух противоречащих друг другу элементов строится третий:

(‹…› Раз это несносно
И в смерти, в которой
Предвечные горы мы сносим
На сердце!..) – она все немногие весны
Сплела – проплывать
Невестою – и венценосной
(II: 229).

Можно сказать также, что контрастные сочетания однокоренных слов представляют собой оборотную сторону типизации. Они опираются на типичность признака как на критерий его истинности и постоянства: закономерность выявляется при ее нарушении.

Другим случаем нарушения существующей в языке закономерности, отражающей внеязыковую действительность, является сдвиг в мотивационных отношениях между однокоренными словами.

Рассмотрим следующие примеры:

Огнепоклонник! Не поклонюсь!
В черных пустотах твоих красных
Стройную мощь выкрутив в жгут –
Мой это бьет – красный лоскут!
(II: 51);
Ты – крылом стучавший в эту грудь,
Молодой виновник вдохновенья –
Я тебе повелеваю: – будь!
Я – не выйду из повиновенья.
(I: 408);
Гора горевала о страшном грузе
Клятвы, которую поздно клясть
(П.: 184).

Однокоренные слова огнепоклонник и не поклонюсь, виновник и повиновенья, клятвы и клясть находятся, безусловно, в родственных для современного языкового сознания отношениях, но не в деривационных, т. е. не в отношениях непосредственной мотивации. Слово огнепоклонник образовано от словосочетания поклоняться огню, а не поклонюсь – от поклониться. Разница между словами поклоняться и поклониться не исчерпывается глагольным видом. Войдя в разные деривационные ряды, эти слова приобрели и разные значения: