За месяц до выпускных экзаменов и произошел тот случай, о котором мы с Азима старались не вспоминать при встрече. По утвердившейся традиции к концу учебного года восьмиклассники и десятиклассники договаривались с учителями насчет кабинетов, где после уроков парами или группой можно было спокойно готовиться к экзаменам. Клава, моя девушка, решила вдруг «причалить» к кабинету французского языка, чтобы гарантированно получить консультации у самого сильного в школе по этому предмету. Клава насмехалась над моими ревнивыми выходками, а на вопрос, почему они с Азима закрываются на ключ, пожимала плечами: «Ты в своем уме? Он меня пальцем не тронет! Сама Света, ну, подруга его, знаешь, что о нем говорит? По-моему, он того… чуточку нездоров!»

Я пошел напролом. Дождался, когда Георгий уедет на республиканскую олимпиаду, и увел Свету с субботней дискотеки. На краешке стадиона, дуреющие от запаха цветущей акации, мы долго тренировали с ней фирменный поцелуй Фанфана21. Света глубоко расстегнула кофточку и изобразила легкий обморок… На другой день Азима ворвался в восьмой класс сразу же после консультаций. «Сопляк! – прошипел Георгий, раскидывая парты на пути ко мне. «А ты думаешь, – оскалился я, – никому не известно, отчего ты стелешься перед районным начальством?» Я лишь озвучил то, о чем не решались говорить другие: без показной «любви к Родине» Азима вряд ли поправил бы оценку по математике и никогда бы не получил золотую медаль. Мы поломали пару стульев. Он разбил мне нос, а сам побежал в медпункт зашивать рассеченную бровь.

– Больше к нему тебя не подпустят… Все, что считаешь нужным, говори сразу при первой встрече… вторая вряд ли будет! – посоветовал мне адвокат, прощаясь. Бачул был его студентом, и Азима, следуя правилам старой чиновничьей школы, позвонил ему при мне, не откладывая. Он с трудом попадал указательным пальцем в мелкие кнопки старой нокии.

– Покровительство первого лица, конечно, дело знатное, но в то же время – немалый риск! – мрачно заметил адвокат, как только мы получили согласие Бачула на аудиенцию. – Вроде как от тюрьмы отмазан, но до приговора, как до Китая пешком. Не то скажешь, подстава какая-то и… прощай! Загудишь прямиком в места не столь отдаленные. Да еще срок дополнительный можешь схлопотать вдогонку!

Я последовал в переговорную за цокающей на шпильках по золотому паркету молодой девушкой, любуясь ее гибким станом. «Чай, кофе?» – протокольно спросила она, не скрывая мастерства виноватого взора. Как и до своего прихода во власть, Бачул устраивал по вечерам дела своих компаний, которые ютились под одной крышей его офиса. Многоэтажный исполин из темно-синего мрамора и сверкающей стали походил по архитектурному замыслу на дубайский дворец. Офис находился на одном из кишиневских холмов, несколько кварталов западнее Дома правительства, и висел, как тяжелый утес, над столицей. Позолоченные обрамления шкафов и широкой столешницы в комнате для чаепития безошибочно указывали на принадлежность хозяина к тому небольшому проценту населения страны, который владеет всеми ее богатствами. Резали глаза контрастные краски широкой плазмы. Принадлежащий Бачулу «Девятый канал» крутил все тот же набивший оскомину сюжет ночного бунта: разъяренная толпа и блестящие щиты полиции перед Президентским дворцом. Раздражал еле слышный в высоких серых колонках скрежет от сгребаемого коммунальной службой мусора, разбитого дворцового стекла.

Бачул сдержал данное после твиттерной революции слово в тот день, когда коснулся своими пухлыми розовыми губами национального флага. Опытный оператор «Девятого канала» сумел передать необыкновенный блеск святости в глазах присягавшего. Развернулась небывалая для молодого государства борьба против коррупции, направленная в первую очередь против политических противников. Не тридцать седьмой год, не охота на ведьм, но все же… Какая-то полуопричнина, верный признак не совсем удачной революции. Говорили, будто составлен список неугодных. Арестовывали как явных сторонников бывшего режима, так и «коллаборационистов» – всех тех, кто мог бы поднять голову. Меня относили, наверное, к последним… В идеологической команде бывшего президента, лидера левой партии, я был приглашен как технократ, мои консервативные взгляды мало кого волновали. Но разве теперь имеет значение, допущены ли ошибки в протоколах суда и следствия осознанно или из невежества? Я заказан!