Сначала я пошел к местному окулисту. Тот сделал анализы: как ни направлял луч света, зрачок не реагировал. Там уже был полицейский, которого после анализов направили в больницу Акасака, расположенную с другой стороны. Там имелись капельницы и все необходимое. Кроме меня, было еще несколько пострадавших. У нас конвейером мерили давление и делали прочие процедуры. Но и в больнице Акасака противоядия не нашлось – тогда нас уложили на кровати и часа на полтора поставили капельницы. Кто чувствует себя нормально, можно идти. Приходите завтра. Мне даже анализа крови не сделали. Сейчас понимаю, что они в той больнице с анализами не торопились.

То, что это зарин, я уже тогда понимал. Симптомы именно те, о которых говорили по телевизору. Тот же состав, причем – начало поезда.

Опасения за свою жизнь?.. В больнице Акасака нами толком не занимались, я думал: вернусь домой как есть и умру (смеется). Хорошо, что я хоть догадался отойти назад немного. А сколько тех, кто сидели в том же вагоне, не поднялись и не передвинулись, а потом долго лежали в больнице. Это я узнал от приходившего позже следователя.

Зрачки все никак не восстанавливались, и мне пришлось десять дней ходить в больницу Акасака и к окулисту. Но лечением проведенное там время назвать нельзя. Нам даже не сделали анализ на уровень холинэстеразы[30].

По правде говоря, в тот день я проработал до половины шестого. Обедать не стал – было плохо. Аппетита нет. То и дело бросает в холодный пот, знобит, окружающие говорят, что лицо бледное. Подкосись ноги – отправили бы домой, но они не подкашивались… Все говорят, может, это аллергия на пыльцу. Я ведь только что вернулся из Южной Америки. Вот они и подумали на пыльцу. Но глаза не фокусируются, голова гудит. Хорошо, что возня с бумагами поручена женщинам, а основная моя работа – телефонные звонки.

Весь следующий день – выходной – я пролежал. В глазах по-прежнему темно, двигаться нет сил. Ночью не до сна – мучают кошмары. Вижу сон и открываю глаза. Охватывает страх: усни я сейчас – больше не проснусь никогда.

Сейчас я живу один, а тогда у меня была семья: жена и дочери. Извините за пикантные подробности (смеется). Семья-то была, но на самом деле ее как будто и не было.

Так вот, повесил я ту одежду, в которой ходил на работу, в шкаф, а ребенок возьми и скажи: глазки болят. У меня их двое. Старшая уже взрослая, младшая ходит в начальную школу. Вот она и говорит: больно глазам. Посчитал я: что-то тут не так, – и решил выбросить костюм и все остальное. Даже ботинки выкинул.

В конечном итоге, не обошлось без трупов, многие страдают от осложнений… Конечно, я ощущаю гнев от этого преступления. Но, пожалуй, мое восприятие несколько отличается от других пострадавших, ехавших в том же вагоне. Гнев никуда не денется, вот только я отделался сравнительно легко, поэтому мой гнев – больше не как заинтересованной стороны, а скорее такой, объективный. Личной озлобленности у меня почти нет.

Может, это покажется странным, но, сдается мне, я с давних пор не считаю, что не понимаю таких сект и царящего в них фанатизма. Я не отрицаю их в своем сознании. Меня с детства увлекали звезды и легенды, поэтому я стал моряком. Но я не люблю коллективы и собрания, поэтому не питаю интереса к религиозным организациям. Если подумать серьезно, я не считаю, что все там плохо. Частично понять могу.

Вообще – странно. В командировке в Южную Америку один сотрудник посольства в Колумбии пригласил меня в караоке. Я собирался сходить туда же и на следующий день, но передумал и пошел в другое место. Так вот, в том заведении, куда я не пошел, в тот вечер прогремел взрыв. Я обрадовался, все твердил себе: хорошо, что в Японии все спокойно, – вернулся в страну, а на следующий день поехал на работу и попал в такую переделку (