– Мужичьё, всполошили всю деревню! – зло сдавленным голосом проговорил первый. – Нужно выбираться из этого клоповника, и как можно быстрее.

– Да им сейчас не до нас, – услышал Степан басок второго собеседника.

– А ты не говори, слышал, что этот сопляк-учитель заливал? Всю малину мне испортил. Я специально подставил Сучкина, а этот полудурок Митяй клюнул. Всё так хорошо начиналось! Распяли бы Сучкина, на нас бы никто и не подумал.

– А теперь они всем скопом могут броситься нас разыскивать. Бери мясо и шевели булками, пока есть время до восхода солнца

По ту сторону забора торопливо вскочили два человека и бросились в сторону леса, не разбирая дороги. Степан разогнулся и некоторое время стоял в нерешительности, не зная что делать. Голоса говоривших людей по ту сторону забора ему были незнакомы. В следующее мгновение он встрепенулся и заорал что есть мочи во всю глотку:

– Братцы! Окружай их, вот где они прячутся.

На крик выскочили Стёпкины родители и соседи, да где там, воров уже и след простыл. Стёпа торопливо рассказал о случившемся происшествии и попросил совета у отца, как поступить ему в этом деле и защитить невинного человека. На это Анисим Миронович, отец Степана, однозначно заявил:

– Сходи, сынок, нынче же в сельсовет и заяви там своё мнение, так, мол, и так, я сам слышал и видел, и подробно опиши людей, которые украли у Митяя козу.

Дело оказалось не таким уж и простым. Почти целый день ждали приезда следователя из райцентра. Пока разбирались, шло время. Степан сыграл немаловажную роль в освобождении Семёна Сучкина. А на замечание, кто дал право бить его и так жестоко издеваться, следователь ответил:

– Мясо ел? Ел. Так чего же теперь возмущаться? Не трогай чужого – и будешь цел, и морда будет без синяков! Правильно я говорю? Правильно! Отрицать не станете, и я тоже.

По всему было видно, что следователь имел туманное представление о праве, но мандат у него был подлинный, а следовательно, и самомнение не фальшивое. Слава господу, но Сучкина выпустили всё-таки на свободу. После этого он долго болел, не мог работать, на ногах все суставы были перебиты и, как результат, – где-то к годовщине Октябрьской революции он скончался. Хвала Всевышнему, хоть тут не подкачал!

С тех самых пор, не знаю уж, что повлияло на Степана, но появилась в его характере нотка осторожности. Стал он, как-то неосознанно, закрывать за собой дверь внутренней задвижкой. И на ночь, вполне осознанно, он втыкал в сено рядом с собой на всякий случай металлические вилы. Помимо прочего, после случившегося теперь у него в привычку вошло просыпаться на зорьке и, сходив в туалет, посидеть возле открытой двери фронтона сарая, свесив босые ноги, всматриваясь и вслушиваясь в шорохи и посторонние звуки ночи. В таком положении он сидел минут пять, а может, иногда и больше, пока сон не одолевал его, и кожа не покрывалась мурашками от утренней прохлады. Тогда он забирался под тулуп и начинал сладко зевать с закрытыми глазами.

Погружаясь в дрёму, Степан, как в бреду, слышал затухающий лай потревоженных собак, гогот гусей, выгоняемых хозяйкой на луг, голосистое пение петуха или отрывистое мычание чьей-то коровы. Время неумолимо двигало круговорот событий, предначертанных расписанием самой природой. Жизнь неторопливо входила в русло привычных занятий её обитателей с наступлением дня. Всё преображалось, приходило в слаженные движения и вроде имело смысл необходимости этих действий.

Только животворящее Солнце, властительница всего сущего на земле, – заполняло собой мир, освещая и согревая всех и вся одинаково щедро.