- Ой! – восклицаю от неожиданности.
- Чего, пап?! – тут же в зеркале рядом с моим побитым лицом появляется детское и рыжее. В конопушках. С хвостиками.
- Себя в зеркале увидел.., - едва бормочу, вглядываясь в нас обоих.
Вера видимо поняла, что меня смутило именно сейчас. Поэтому она ловко обняла меня за шею своей маленькой и легкой ручкой, и с кивком в сторону отражения спросила:
- И какое из них ты?
Ребенок улыбается, а я вглядываюсь…
Ну то, что она рыжая и в конопушках – это самый веский аргумент нашего с ней родства. А в остальном… Нос вроде мой… Глаза… Нижняя губа еще… Такая же большая. Но у Веры она смотрится эстетичнее. Не то, что у меня. Словно кто-то попытался откусить ее, но не смог. Поэтому теперь она свисает некрасиво.
- О! Семейная идиллия! – слышим сзади голос радостного Пашки. – Разглядываете, какие конопушки у вас повторяются?!
Он нависает над нашими макушками, получаясь третьим лицом в зеркале. Внимательно вглядывается в нас, переводя взгляд от Веры ко мне.
- Вон та, которая на носу, - появляется в отражении его указательный палец. – Один в один прям. И на одном месте.
Мы с Верой тоже вглядываемся в конопушки на кончиках наших носов. И правда. По форме похожи. И расположены в одном месте…
- Я же говорю, пап, что я доооочь твоя, - улыбается Вера, прижимая мою голову к своей еще сильнее.
Честно говоря, я уже не с таким возмущением воспринимаю возможный факт отцовства. Наверное, детская непосредственность на меня влияет.
- Мгм, - сокрушенно все же поддакиваю и отворачиваюсь.
Меня смущают объятия незнакомого ребенка. По дороге домой, Вера взяла меня за руку. Просто как родителя. А я не знал, куда деться. Да не дай Всевышний, чтобы это была провокация со стороны конкурентов. Меня же просто растерзают за домогательства…
- Пааап! – пока я с болью плетусь на кухню, Вера уже кричит оттуда. – Крыжовниковое варенье я вижу! А нормальной еды в холодильнике нет?!
Вваливаюсь в кухню и вижу увлекательную картину. Вера сидит уже за столом и уплетает крыжовниковое варенье ложкой из банки. Пашка исследует холодильник на наличие нормальных продуктов, которых там нет. В моем холодильнике непереводимое только варенье. Крыжовниковое. Мое любимое.
- Ммм... Мое любимое, - мычит Вера с ложкой во рту.
От ее «мое любимое» опять по спине холодок пробежал.
- Пап, - смотрит на меня девчушка с укором, - я очень люблю крыжовниковое варенье, но колбасу я тоже люблю.
- Да, пап, - Паша тут же подхватывает, - где нормальная еда?
Он уже вовсю шарится в ящиках кухонного гарнитура, пытаясь найти что-то съедобное.
- В магазине, - другу отвечаю сквозь зубы в надежде, что он перестанет рыться в моем доме. Но Паша даже не думает останавливаться, что меня несказанно бесит. – И прекрати лазить по моим шкафам!
Паша тут же закрывает последний из доступных для исследований ящик и упирает руки в боки.
- Значит, так ты ждал свою дочь? – выговаривает мне друг. – Бедный ребенок с ног сбился в поисках отца, а он его только вареньем и может накормить!
Пашка откровенно пользуется моим неходячим положением. Поскольку в любое другое время я бы уже треснул ему чем-то. А пока у меня хватает сил только кинуть в его сторону одноразовой вилкой, которую мне положили вчера к заказанному шашлыку.
- Я питаюсь только свежеприготовленными блюдами, - цежу сквозь зубы и присаживаюсь наконец-то на стул.
За барной стойкой сидеть гораздо удобнее. Напрягает только присутствие причмокивающего ребенка, который тут же по левую руку от меня практически поглотил мое любимое варенье. Представляете?! Пол-литровую банку! Нет, конечно, мне не жалко. Но, черт, это мое любимое варенье! Я его тоже сейчас бы не отказался поесть!