Баво окинул меня подозрительным взглядом.

– Хорошо. Только не задерживайтесь. Лучше поменьше мелькать перед местными жителями. Баррем довольно далеко от столицы, с законом здесь бывают проблемы. Если вас обчистят… Впрочем, – он усмехнулся, – как мошенница, вы сами наверняка всё понимаете.

– Мошенница – какое грубое слово, – заметила я.

– И как же вы в таком случае предпочитаете себя называть? Мстительницей?

– Осторожнее, господин Мэлрас, а то забрызгаете всю площадь своим ядом. Предприимчивая леди – так подойдет.

– Ну да, предприимчивая, – принц хмыкнул, но уже больше ничего не сказал и направился к гостинице.

Я быстро вернулась к карете, пока ее не откатили куда-нибудь далеко. Ант о чем-то разговаривал с мальчиками-грумами, поэтому пришлось сунуться к Шебу, который в это время вытаскивал из кареты дорожные сундучки. Как назло, русоволосый красавчик из людей Баво продолжал отираться неподалеку и по-прежнему не спускал с меня глаз.

– Ты не видел мой маленький наборчик? – громко поинтересовалась я у слуги, подошла поближе, как будто желая покопаться в вещах, и прошептала: – Не убирай их далеко. Понял?

Шеб стрельнул глазами в следившего за нами мужчину.

– Какой наборчик, госпожа? В зеленом футляре? – и гораздо тише добавил: – Бежать задумала, Нэри?

– Пока это только в списке вариантов.

– А тебе не кажется, что ты слегка заигралась? – весьма резко произнес он. – Наглецы из мелкой аристократии, которые тебя домогались, это одно. Принц – птица высокого полета, и это уже совсем другое. Вдобавок ему известно твое имя. Не боишься, что из-за тебя потом прилетит и дяде? Он так долго добивался работы в Мелхенском замке и заслужил того, что его заметила аж королева. Будет ли он рад опять лишиться всего?

Я в отчаянии помотала головой.

– Шеб, я все понимаю. Но он хочет отправить вас с Антом домой и оставить меня здесь совсем одну.

Густые брови слуги сошлись над переносицей, не скрашивая и без того не самое привлекательное лицо.

Хотя мы были близки по возрасту, я никогда не рассматривала ни Шеба, ни его закадычного друга Анта как своих вероятных возлюбленных. Первый, с перебитым носом, не отличался красотой, а второй был глуповат. Но я все равно их любила – как братьев.

Когда мать умерла, отец сильно запустил и себя, и меня. Мы и так жили в нищете, а после этого стало еще хуже. Почти все время я проводила на улице, набираясь там вовсе не тех привычек, которые положено иметь урожденной леди. А когда отец заболел чумой и сгорел всего за несколько дней, те двое слуг, которые еще у нас работали, забрали последнее, что оставалось в доме, и исчезли. На меня им было плевать.

Я осталась одна. Совсем одна.

Улица стала моим вторым домом – к себе я приходила лишь ночевать. На улице я искала пропитание и – пыталась – дружбу. Однако другие дети меня не привечали. Хоть и маленькие, они чувствовали, что я не из их круга, и предпочитали издеваться. Я их так же сильно ненавидела в ответ.

Видимо, святая Мерезия охраняла меня, потому что ничего по-настоящему страшного со мной произойти не успело. За мной приглядывали монахини из приюта, а скоро из соседнего с Мелхеном города за мной приехали дядя Генрик и его жена, тетя Ланния, узнав от кого-то из знакомых ужасную новость. Сначала они забрали меня с собой, а потом переехали в Мелхен, где было гораздо больше возможностей воспитать леди из девочки-оборванки. С ними поехали и их слуги, повезшие с собой детей – двух мальчиков.

Сначала я их боялась и избегала. Мне было хорошо известно, как ведет себя на улицах мужской род. Но Шеб и Ант никогда меня не трогали даже пальцем, приносили еду, включали меня в свои игры, хотя я была младше и слабее. А когда они на мелхенских улицах побили задиравших меня мальчишек, объяснив это тем, что девочек нельзя обижать, я была покорена.