В этом был он весь. Постоянно хотел казаться на людях воплощением идеала, а с родным сыном обходился как с каким-то пажом. Но Максу было плевать, он не собирался никому ничего дарить, даже придумал план, как отделаться от дурацкого похода в гости, и лишь ждал момента, чтобы начать его воплощение.

В без пяти восемь их «БМВ» припарковался во дворе многоэтажного дома, и двое мужчин выбрались на успевший стать довольно морозным весенний воздух. Недовольно ёжась в лёгкой рубашке, Макс, борясь с желанием сломать чёртов цветок о коленку прямо сейчас, шёл за отцом, но у самой двери в подъезд вдруг воскликнул так натурально, как только мог:

– Пап, я телефон в машине забыл! Дай ключ, я сбегаю.

Мужчина остановился и недоверчиво посмотрел на сына, уже протягивавшего руку и ожидавшего получить пульт управления. Макс надеялся, что отец, привыкший быть пунктуальным до тошноты, не станет ждать, пока отпрыск сделает все дела, а просто отдаст ключ и начнёт подниматься без него. Макс же заведёт «БМВ» и свалит отсюда куда подальше. Нагоняя он не боялся: получать порцию тумаков, сдобренную криком, с самого детства привык. Но отец, словно прочитав его мысли, вместо того чтобы отдать ключ, пискнул пультом и, разворачиваясь на ходу, бросил:

– Забирай телефон и поднимайся, заблокирую машину из окна. Окна, благо, выходят во двор.

Последнюю фразу, как показалось Максиму, он произнёс с долей злорадства. Как только магнитная дверь подъезда скрыла проницательного родителя в темноте подъезда, Макс, гневно чертыхаясь, изо всей силы пнул урну, стоящую рядом с первой ступенькой. Та покатилась, расшвыривая содержимое во все стороны света. Делать нечего, придётся идти.

Уже поднимаясь на лифте, Макс ругал чёртову Марину Сергеевну и её чёртову дочь на чём свет стоит. Дочь женщины, разбившей его семью, он, само собой, ненавидел по умолчанию. Когда двери лифта распахнулись, в нос Максу ударил умопомрачительный запах еды. Источником, конечно же, была квартира с распахнутой настежь дверью, на пороге которой, озарившись своей коронной улыбкой, стоял его двуличный папаша.

– А вот и мой сын, – промурлыкал отец, обнимая его за плечи и незаметно для остальных заталкивая в квартиру.

– Симона, познакомься, Максимилиан.

«О боже… – Макс гневно закатил глаза. – Чёртов выпендрёжник! – пронеслось у него в голове».

Уже оказавшись на пороге квартиры и получив вполне понятный тычок в спину от отца, Макс не глядя сунул цветок, всё ещё находившийся у него, девушке, стоящей напротив, постаравшись как можно сильнее вдавить шипы в её руку.

От бушевавшего каких-то пять минут назад зверского аппетита Симоны не осталось и следа. Сидя напротив объекта своего вожделения и уткнувшись в тарелку, стараясь даже случайно не встретиться с ним взглядом, девушка не могла заставить себя пропихнуть в горло ни единого кусочка пищи. Когда Макс вручил ей цветок, она была в таком шоке, что даже не заметила: один из шипов проколол ей руку. Только сейчас, держа вилку, она обнаружила алые капли, выступившие на ладони. Неужели он это специально сделал? Его глаза, лишь мельком скользнувшие по ней, как ей показалось, выражали столько презрения и злобы… Но не это поразило Симону. Она была искренне удивлена тем, что в них не промелькнуло ни намёка на узнавание. Он смотрел на неё так, как смотрят на впервые встреченных людей. Нет, конечно, она понимала, что, несмотря на то что они уже третий год учатся вместе, парень едва ли помнит её имя, ведь они вращались в совершенно разных кругах. Но в лицо-то хотя бы он её узнать должен был! Видимо, степень его безразличия была куда больше, чем Симоне представлялось до этого дня.