Впереди Татьяну ждали несколько выходных дней, когда, наконец, в тепле и уюте, на сытый желудок и без нервов можно было подумать о своем положении.

Адлия оказалась совсем ненавязчивой, не особенно разговорчивой и деловитой. Она постоянно что-то делала, даже сидя на одном месте, даже если смотрела любимый турецкий сериал. Вязание во время просмотра ее расслабляло. В свободное от работы уборщицей время женщина выполняла заказы на пошив одежды. Раскраивала ткани, придавая им нужную форму, стучала точной иголкой машинки, создавая тонкие швы, потом много обрезала, что-то подшивала и сшивала одно с другим.

Большую часть таких заказов занимали костюмы для танцовщиков, в том числе из «Дэнсхолла». Иногда Адлия выполняла коллективные заказы для трупп и детских шоу-балетов. За этими занятиями она в основном и проводила время, не отвлекаясь на соседку и не мешая тем самым ей заниматься своими делами. Татьяне такое сожительство показалось идеальным. При этом с Адлией можно было завести интересный разговор. Болтушкой она не была, но рассказывала увлекательно, не тараторя, не путаясь, а последовательно, степенно и с выражением, как будто в прошлой жизни работала сказочником.

Адлия даже поделилась с девушкой семейным рецептом плова, в котором, на ее взгляд, не было ничего особенного. Рецепт этот передавался по традиции из уст матери к дочери и укреплялся поколениями. Татьяна догадалась, что именно в этом и был весь секрет: за долгие годы проб и ошибок удалось прийти к идеальному соотношению всех составных частей. Но в том, как учила ее готовить Адлия, не было никакой определенности и строгости.

Девушка сидела, прикусив язык, записывая каждый шаг, чтобы у нее получилось приготовить так же, но повторить точь-в-точь было невозможно, поскольку рецепт содержал много позиций «на глаз». Адлия интуитивно знала, сколько чего в каждом конкретном случае добавлять и всегда получалось вкусно. Это был предел мастерства, к которому Татьяна теперь стремилась. Но пока записывала примерные пропорции.

– Теперь надо рис выложить сверху ровным слоем, – говорила Адлия, делая рукой разглаживающее движение, будто проводила ладонью по поверхности воды.

– Вот у меня мама тоже все всегда на глаз делает. Я всегда поражалась, как так получается. И всегда одинаково ведь!

Это был первый случай, когда девушка заговорила о матери после предложения Адлии здесь остаться.

– Почему ты от нее сбежала? – поинтересовалась женщина, вручая Татьяне половник и банку с рисовой крупой.

Девушка замкнулась, сделав вид, будто ничего важнее, чем наполнение казана рисом, не существует. Адлия внимательно вгляделась в ее лицо и наблюдала за микроизменениями мимических мышц. Татьяна то хмурилась, то опускала глаза, расслабляя лоб и скулы, то надувала, то втягивала щеки внутрь и поджимала губы. Побег от матери вдруг показался ей стыдным, легкомысленным и заслуживающим осуждения.

– Она с тобой жестоко обращалась? – уточнила Адлия.

– Нет, что ты, – завертела головой Татьяна, все еще боясь посмотреть на женщину. – Я просто не хотела, чтобы она все за меня решала. Она всю жизнь за меня все решала, а я думала, что так надо. Пока…

Она осеклась, прикусив губу.

– Сбавь огонь на тройку, – женщина указала на круглый переключатель режима конфорки. – На, кинь чеснок и накрой крышкой. Только полотенце не забудь.

Адлия протянула очищенную головку чеснока. Татьяна очнулась, приняла его и быстро исполнила указание. Девушка уже видела, как соседка окутывала крышку казана кухонным полотенцем перед тем, как накрыть ей плов, и повторила сейчас то же самое, хоть и неуклюже. Та одобрительно кивнула. Татьяна принялась записывать действия по порядку.