– Ладно, давай без лишних размышлений, – прервал его Атис. – Проводи меня к нему.

– Он сказал, что с главным говорить будет. Мы пытались обмануть, и одного из наших за тебя выдали, но он не повелся. Атис, если бы ты не приехал, народ бы совсем одичал, – сказал Ард. – Что делать стражам, если горожане на осаду решатся? Своих бить чужака защищая, или выдать его, наплевав на то, что творится недопустимое? Честно скажу, что я не знаю, какой путь правильный. Теперь во всем этом именно тебе разбираться.

– Знаю о проблемах – Ремай мне уже говорил о настроениях жителей. Мне такое не по душе. Никого убивать без причины я не позволю, – твердо сказал Атис. – У города есть устои – пусть по ним и живет. Устроить самосуд означает отречься от того, что мы делали раньше. Если есть, что важное сказать, говори. Если нет, то веди к нему.

– Где ты пропадал, Атис? – спросил Ард. – Без тебя дела здесь не слишком-то хорошо шли. Разве ты позабыл о своих обязанностях? Что для тебя оказалось важнее их?

– Если я задержался, значит, на это имелись причины. Проблемы вижу и буду их решать. Давай пока без нравоучений, лучше покажи мне его.

Ард кивнул, и все трое поспешили выйти из кабинета и направились к заключенному. Тюремные камеры располагались в подвале здания. Они представляли собой три небольших помещения с железными прутьями. Подвал был оборудован печью.

Наконец-то Атис увидел того, кто наделал так много шума.

Человек сидел на лежанке и смотрел в пол. Пальцы рук скрещены, голова чуть опущена. Волосы его были спутанными и грязными. Почти все лицо покрывала корка из чего-то темного.

– Тебя мать умываться не учила? – бросил Атис сходу.

Человек поднял на него глаза. Городничий подумал, что никакой он не старик. Лицо молодое. Лет тридцать пять. А вот глаза как у старика. Взгляд тяжелый, но зла в нем не ощущалось. Атис не мог понять, что он чувствует, ощущая его на себе. Чувство странное – как в глубокий колодец смотреть.

– Учила, – ответил Человек без эмоций. Голос спокойный. Без хрипоты.

Ард от неожиданности подавился воздухом и закашлялся.

– Нам и такого не говорил уже несколько дней, – сказал он, в оправдание своей реакции.

Лицо Атиса не выражало эмоций. Подойдя ближе, он спросил у пленника:

– Тебе нравится здесь находиться?

– Нет.

– А мне не нравится, что за решеткой находится человек, который никому из горожан ничего не сделал и, наверняка, сделать не намеревался. Ты ведь никого здесь не хотел обидеть?

– Нет, – ответил Человек.

– Сколько тебе лет? – спросил Атис.

– Мы живем столько, сколько живут наши имена.

– И как же твое имя?

Человек усмехнулся. Ответа не последовало.

– Ты знаешь что-то о животном, убившем горожан? – спросил Атис.

– Знаю.

– Мне расскажешь.

– Нет.

Лицо Атиса еле заметно передернулось. Ремай отметил, что это первая несдержанная эмоция Городничего с момента утренней встречи.

– Откуда ты вообще знаешь о нападениях? – спросил Атис.

Человек молчал.

– Зачем ты здесь?

– Хочу убить это существо.

– Знаешь, как его найти?

– Знаю.

– Как понимаю, мне не расскажешь?

– Верно.

– Как ты собираешься его убить, находясь здесь?

– Ты сам меня выпустишь рано или поздно, а потом поможешь покончить с ним. Сейчас тебе еще сложно поверить в то, что все серьезно, но это не навсегда. Вопрос только во времени.

Атис молчал, обдумывая услышанное.

– Тебе без меня с ним не справиться… как и мне в одиночку. Пойми, я не играюсь и не пытаюсь кого-то из себя строить, а говорю как есть.

– Чем ты можешь мне помочь, если не хочешь ничего рассказывать?

– Зверь убивает твоих людей, какие еще нужны знания? Поверь, легче не станет. Пусть мое при мне останется.