– Мы не пойдем! Мы не хотим спать!.. Вот еще! Ты не смеешь нами распоряжаться! С какой стати?.. – с азартом протестовали девочки.

И вдруг, завидев мать, бросились отчаянно к ней.

– Мама! Мамочка!.. Она гонит нас спать! A ведь ты говорила, что мы будем ужинать!.. Не вели ей!.. Позволь нам идти в залу!..

– Что такое? Чего вы кричите?.. – говорила с неудовольствием, ранее чем-то раздраженная, Софья Никандровна. – Что тебе до них, Надя? У них есть гувернантка. Оставь их в покое!

– Я прежде всего желала бы, чтобы они меня оставили в покое! – сердито возразила ей падчерица. – Им и вообще-то не место после полуночи в бальной зале…

– Ну, это мое дело и моя воля! – резко перебила Молохова.

– Нельзя же позволять им безнаказанно воровать чужие вещи?

– Воровать?.. Что это значит?..

– Она говорит, что мы у неё украли вот эти дрянные цветы! – закричала Ариадна. – Разве это воровство?.. Зачем она говорит на нас такие дурные слова?.. Мы просто сорвали у неё цветочек, не думая, что она его пожалеет.

– Особенно после того, как ты, мамочка, ей сегодня столько дорогих вещей надарила, – нашлась практичная Полина.

Надежда Николаевна ахнула от негодования.

– Да разве это может оправдывать ваш поступков? – начала было она; но мачеха сердито ее прервала.

Она доказывала, что дети совсем не думали, что это такой важный поступок – взять несколько цветочков, когда букетами завалены все комнаты; что Надя их обижает и сама роняет свое достоинство, ни с того, ни с сего называя воровством самую извинительную шалость; что наконец она ей купит сколько угодно таких ландышей, но не может позволить ей распоряжаться своими детьми.

– Как вам угодно! – холодно возразила ей Надежда Николаевна. – Вы вольны портить этих бедных девочек, но с этого дня я буду запирать свою комнату на ключ…

– Но я же говорю, что завтра же куплю тебе цветов! – прервала опять Молохова.

– Дело не в цветах; хотя вы не найдете ни за какие деньги в сентябре месяце ландышей…

– Откуда же вы их достали?

– Мне их подарила Савина. Они были нарочно для меня взращены… Ho не в них дело…

– Ну, уж, конечно, главное дело в том, что это подарок вашей драгоценной подруги, этой высокопоставленной девицы.

– Прошу не оскорблять людей, которых я уважаю, – побледнев, воскликнула Надя. – Для меня высокопоставленны все те, кого я люблю, все честные и порядочные люди, какими никогда не будут ваши дети при таком милом воспитании! – добавила она, но тут же раскаялась в своих необдуманных словах: они, без всякой пользы, только рассердили её мачеху.

Надя иногда была несдержанна по молодости и неумению справляться со своими возмущенными чувствами; мачеха же её, несмотря на свои годы, еще меньше могла, да и нужным не считала, владеть собой. Как все плохо воспитанные люди, она не знала меры своим речам. Из-за этого происходили неприятные сцены, в которых потом очень раскаивалась Надя, сознавая, что ей не должно было возбуждать их.

К несчастью, это всегда бывало позднее раскаяние. Оно приносило большую нравственную пользу ей самой, но не могло уже исправить раз сделанного. Так и теперь. Софья Никандровна вышла из себя и наговорила много жестокого и несправедливого. Девочки давно убежали обратно в залу, а старшая сестра их решила, что сама туда не вернется, о чем и сказала мачехе.

Софье Никандровне такое решение было крайне неприятно ввиду неудовольствия мужа, но она уж не хотела ни переменять намерения на счет своих дочерей, ни урезонивать падчерицы.

– Хочешь дурить и всему миру выказывать свой милый характер?.. Что ж, делай, как хочешь, – отвечала Софья Никандровна Наде, – только изволь звать, что если отец рассердится, так ты на себя пеняй, а я детей своих, в угоду твоим прихотям, обижать не буду.