Ему казалось, что за ним гонится сама смерть. У нее красивое лицо, длинные косы и молодое тело, покрытое пестрыми узорами. Он слышал сзади хруст валежника и бежал все быстрее, пока хватало дыхания. Потом наступила жуткая всепоглощающая тьма…

Из этой тьмы его вырвал испуганный голос деда:

«Вот он! Я нашел его!»

«Жив, внучек! Слава богу! – всхлипывала бабка, ощупывая руки и ноги мальчика. – Все цело! – Она припала ухом к его груди и радостно сообщила: – Дышит, горемычный! И сердечко бьется!»

В кухне засвистел чайник, Чемагин очнулся и тяжело поднялся с дивана. Он снимал маленький старый дом, зато без хозяев и по сходной цене. Платил копейки и был предоставлен самому себе. Он терпеть не мог сожителей, поэтому и семьей не обзавелся. Менял женщин, чтобы не прикипеть ни к одной, не обрасти хозяйством и обязательствами. Мысли о неприкаянной старости не пугали его. Он считал, что лишь одиночество дает настоящую свободу.

На кухне он подбросил в печь пару поленьев и выпил настойку доктора Бортникова. Горький вкус трав напоминал ему запах костра, вид на горную гряду, разочарование и неукротимую ярость…

Эта ярость захлестывала его, била через край. Он поставил на кон свою душу, а его обманули, обвели вокруг пальца.

Чемагин заскрежетал зубами и нащупал под джемпером амулет, с которым не расставался. Череп на прочном черном шнурке: две пустых глазницы и приоткрытые челюсти.

Ярость, природа которой была не понятна до конца, гнала Чемагина с места на место, бросала из огня да в полымя. Должно быть, его неизлечимая хворь как-то связана с этой яростью, с жаждой мести кому-то безликому, с накатывающим на него страхом, с чувством безысходности, которое томило его по ночам.

Конец ознакомительного фрагмента.