На альбомном листе была изображена композиция: на переднем плане – обнажённый до пояса, израненный в кровь мужчина стоял у реки и мрачно взирал на воду. На другом берегу, на холме сидела женщина с распущенными каштановыми волосами до плеч и печально смотрела на мужчину. А у её ног лежала чёрно-белая пятнистая собака.

– Это из какого произведения? – спросила, помолчав, Ольга Герасимовна.

– Это неважно, – ответил ученик.

– Я тебя спрашиваю, это что, фильм?

– Фильм.

– Как он называется?

– Фильм называется «Жизнь», – ответил Костя с неохотой.

– Я о таком не слышала. Нарисовано очень хорошо, но я поставлю тебе не «пять», а «четыре», и сейчас объясню почему.

– Мне всё равно, что вы мне поставите.

– Лазарев, как ты разговариваешь с учителем! Я позвоню твоей бабушке!

– Звоните, кому хотите! Моя бабушка не предаст меня.

– Лазарев, что вы себе позволяете! – закричала она.

– Почему вы всё время кричите?!

– Я возмущена тобой, Лазарев! Посмотри, что рисуют твои товарищи: никто не нарисовал окровавленного человека! Это – призыв к жестокости!

– А если сама жизнь – жестокая?! Если душа у него изранена, может это, наоборот, – призыв к милосердию?!

– Это нелегко понять!

– Это вам нелегко понять. А если посмотреть на рисунок внимательно, умному человеку всё понятно: река разделяет героя с возлюбленной. Его душа кровоточит. Женщина тоже опечалена. И её единственный верный друг – это пёс.

– Об этом никто не догадается! Знаете, с такой фантазией…

– Вы говорите о жестокости… А что, по-вашему, её нет в жизни? Надо делать вид и играть в игры, как вы играете с нами? А может, не только с нами?.. С вами кто-то обошёлся жестоко, и теперь вы запрещаете дать товарищу ластик? Вымещаете свои обиды на школьниках. Это – не жестоко?

Коновалова побледнела и мрачно, не мигая, смотрела на Константина, а когда он закончил, сказала:

– Я не думала, Лазарев, что вы так испорчены в седьмом классе!

– Да, я испорчен, – признался Костя.

– Я понимала, Лазарев, многих… Тех, кого не понимали другие, кого не понимал никто! Ребят, кто сидели… И эти ребята под два метра ростом приходили потом ко мне и говорили спасибо. Я понимала многих, но вас, Лазарев, я не могу понять!..

Костя, недослушав, вышел из класса и решил больше не ходить на уроки рисования. Как решил – так и сделал.

Однажды он вышел из школы и увидел свою бабушку, ожидавшую его после уроков. Она была в шляпе, очках и кашемировом демисезонном пальто, с сумочкой. В свои годы бабушка очень неплохо выглядела: седых волос у неё было немного, она была бодра, активна и довольно энергична. Её визит в школу Костю не обрадовал.

– Ты чего припёрлась? Я же не в первом классе, а в седьмом как-никак! – завозмущался он.

– Костенька, я шла в магазин, взглянула на часы – как раз твои уроки заканчиваются, и решила зайти за тобой. Думала, сходим вместе, ты мне поможешь сумки донести, – слукавила бабушка.

– Ну ладно.

Дорогой бабушка сказала, что пока его ждала, встретила Ольгу Герасимовну.

– Зачем ты её обидел? – спросила бабушка нравоучительно.

Костя упрямо молчал, надеясь, что тема вскоре будет исчерпана. Но бабушка не унималась.

– Зачем ты обидел учительницу? Ведь она к тебе всей душой!..

– Ничем я её не обижал! – не выдержал Костя.

– Как не обижал? А кто нарисовал «сцену насилия» и «пропагандировал жестокость»? А потом нахамил ей? – бабушка строго посмотрела на внука через очки.

– Никто не хамил! Что она врёт! – огрызнулся подросток.

– Я «вру»? Так-так, Лазарев… Очень хорошо. Спасибо, спасибо тебе за всё! – Костя услышал знакомый голос и, обернувшись, увидел Коновалову в кожаных сапогах на высоком каблуке, в элегантном чёрном пальто, зелёном берете, с длинными серьгами в ушах. В руках она держала авоськи.