На белой передней панели холодильника отпечаталась кровавая женская ладонь, которая кричала от боли. Еще один кровавый отпечаток Митч увидел на дверце полки.

Кровь была и на плитках пола. Много крови. Целый океан.

Увиденное повергло Митча в такой ужас, что ему захотелось вновь закрыть глаза. Остановила его безумная мысль: если он закроет глаза, чтобы не видеть этого кошмара, то навеки ослепнет.

Зазвонил телефон.

Ему не пришлось плыть по крови, чтобы добраться до телефона. Он снял трубку после третьего звонка и услышал свой затравленный голос: «Да?»

– Это я, милый. Они слушают.

– Холли, что они с тобой сделали?

– Я в порядке. – Голос не дрожал, но и звучал не так, как всегда.

– Я на кухне.

– Знаю.

– Кровь.

– Я знаю. Не думай об этом. Митч, они говорят, что у нас одна минута, только одна минута.

Он уловил ее мысль: «Одна минута, и, возможно, никогда больше».

Ноги не желали его держать. Он отодвинул стул от стола, плюхнулся на него.

– Мне так жаль.

– Это не твоя вина. Не кори себя.

– Кто эти выродки, они что, чокнутые?

– Они злобные, но точно не чокнутые. Они, похоже, профессионалы. Не знаю. Но я хочу, чтобы ты дал мне обещание…

– Я умираю.

– Послушай, милый, мне нужно твое обещание. Если что-то случится со мной…

– Ничего не должно с тобой случиться.

– Если что-то случится со мной, – настойчиво повторила она, – пообещай мне, что ты не сломаешься.

– Я не хочу даже думать об этом.

– Ты выдержишь, черт побери. Ты выдержишь и будешь жить.

– Моя жизнь – это ты.

– Ты выдержишь, газонокосильщик. А не то я разозлюсь.

– Я сделаю то, что они хотят. Я тебя верну.

– Если ты сломаешься, Рафферти, тебе крепко достанется от меня. И то, что показывали в фильме «Полтергейст», покажется невинными шалостями.

– Господи, я тебя люблю.

– Знаю. И я люблю тебя. Хочу тебя обнять.

– Я так тебя люблю.

Она не ответила.

– Холли?

Молчание подействовало на него, словно удар тока. Он вскочил.

– Холли? Ты слышишь меня?

– Я слышу тебя, газонокосильщик, – ответил похититель, с которым он говорил раньше.

– Сукин сын.

– Я понимаю твою злость.

– Кусок дерьма.

– Но долго терпеть не буду.

– Если ты ударишь ее…

– Я ее уже ударил. И если ты и дальше будешь продолжать в том же духе, превращу эту сучку в отбивную.

Осознание собственной беспомощности заставило Митча подавить злость.

– Пожалуйста, – взмолился он. – Больше не бейте ее. Не бейте.

– Хватит, Рафферти. Помолчи, чтобы я мог тебе кое-что объяснить.

– Ладно. Хорошо. Объяснения мне нужны. Я ничего не понимаю.

Опять ноги стали ватными. Но вместо того, чтобы плюхнуться на стул, он ногой отбросил осколки разбитой тарелки и опустился на колени. По какой-то причине ему хотелось стоять на коленях, а не сидеть на стуле.

– Насчет крови, – продолжил похититель. – Я оплеухой сбил ее с ног, когда она попыталась сопротивляться, но не порезал ее.

– Столько крови.

– Об этом я тебе и толкую. Мы наложили ей жгут на руку, а когда вена вздулась, набрали четыре пробирки, как делает врач, когда берет анализ.

Митч прижался лбом к крышке духовки. Закрыл глаза, попытался сосредоточиться.

– Мы вымазали кровью ее ладони и оставили отпечатки. Брызнули кровью на дверцы, передние панели ящиков, на столы. Остальное вылили на пол. Это все декорации, Рафферти. Чтобы выглядела кухня так, будто ее там убили.

Митч казался себе черепахой, только-только пересекшей линию старта, тогда как похититель являл собой зайца, давно уже умчавшегося вперед. И Митч никак не мог угнаться за ним.

– Декорации? Для чего?

– Если у тебя сдадут нервы и ты пойдешь к копам, они не поверят истории про покушение. Увидят кухню и подумают, что ты ее пришил.