Колоть дрова это одно удовольствие, а смотреть на этот процесс – это другое удовольствие. Мне очень нравилось наблюдать, как пилят или колют дрова, папа, дяди, деда. Вот только рядом нельзя стоять, а то щепка может прилететь в лоб. Как, впрочем, и получалось, когда я подбиралась поближе, чтобы тоже хоть немного поучаствовать в банном деле.

И вот, наконец, затопили баню, дровяной дым пахнет хорошо, не то что угольный. Дым от дров пахнет баней или шашлыком, печеной картошкой или самоваром. И то и другое – хорошо.

Пока мужчины, это дедушка, папа и два его брата, топят баню и занимаются своими мужскими делами по хозяйству, мы, девочки, это бабушка, две тети, мама и я, готовим субботний ужин. Он всегда праздничный, сложно-долгий в приготовлении и очень вкусный и сытный. Готовим на столе в центре двора и на веранде у газовой плиты.

Бабушка не спеша месит огромный кусок теста, а рядом стоит тазик со свежим фаршем, пахнущим черным душистым молотым перчиком. Если на ужин пельмени, то лепят их все желающие. Кто лепит, кто тесто режет, а кто-то катает. У всех получаются разные экземпляры. У мам – привычно-обыкновенные, у детей – кривые и смешные. Но самые красивые, ровные умеет лепить мой папа, его пельмешки похожи на солдатиков, одинаковые как братья-близнецы, залюбуешься.

Если лепим манты, то мои чаще похожи на танки. Кто-то слепляет ушки ровно, кто-то – чтобы ушки торчали наружу, а кто-то строго прищипывает тесто как пирожок, поверху, и никаких ушек.

Не забываем, конечно, и про счастливую манту. Начинку каждый раз придумываем разную, то одну тыкву без мяса, то хлеб, покрошенный с вареньем, то мелконарезанную колбасу. Кому попадется счастливая манта, надо быстро ее съесть без остатка и загадать желание.

Еще часто делали штрули. Может быть, это не их родное название, но бабушка их так называла. Она отрезала приличного размера кусок теста и долго-долго раскатывала его, постоянно поворачивая и посыпая мукой. Получался большой тонкий круглый лаваш.

На него распределяли равномерным слоем фарш, причем до самых краев, чтобы там не было пусто. Потом аккуратно сворачивали все это в толстый рулет и тщательно залепляли, чтобы не вытек сок. И укладывали на ярус мантницы. И так много раз, потому что делали по две полные мантницы, чтобы всем хватило с добавкой и еще осталось. После приготовления рулеты осторожно вынимали, разрезали на ломти и выкладывали на блюдо. Вот их-то бабушка и называла – штрули.

Пока готовятся вкусности, баня парит вовсю. Первым всегда идет дед. Он снимает первый жар, парится один, моется не очень долго. Выходит деда из бани, распаренный, в свежей рубашке. Влажные с сединой волосы зачесаны назад, вьющийся чуб уложен волной. Все ему желают «с легким паром!» и спрашивают, как банька. Бабушка наливает ему чаю из самовара, и он отправляется в летнюю кухню. Там он полежит на диване, отдохнет после бани, посмотрит телевизор или почитает газету.

А следующим в баню идет старший сын с женой. Парятся они долго, а когда выходят из бани, у дяди темные, как смоль, влажные волосы зачесаны назад, а вьющийся чуб уложен волной, как у деда. «С легким паром!»

Потом в баню идет средний сын с женой. Вдоволь напарившись и намывшись, они выходят из бани. У дяди каштановые влажные волосы зачесаны назад, а вьющийся чуб уложен волной, как у деда. «С легким паром!»

Потом в баню идет младший сын с женой, это мои папа и мама. Долго ли, коротко ли они парятся, но вот и их выход. У папы светлые русые волосы зачесаны назад, а вьющийся чуб уложен волной, как у деда. «С легким паром!»