– Да ты и так всю неделю в игре зависаешь… – Она заходит следом в мою комнату и плюхается поперек кровати.

– Угу, – на автомате соглашаюсь я, запуская игру вместе с игровым чатом.

Как обычно во время командного поединка в чате кипят страсти – пацаны рассказывают на матах, как будут друг друга драть. Я тоже вставляю свои пять копеек, чисто потроллить некоторых самых буйных, но затем рядом подсаживается Сонька, и я сворачиваю чат. При ней я типа не выражаюсь.

– Ну поедем в клуб? – льнет Сонька. – Ну, Ста-а-ас… Ну, пожалуйста… Все там… все нас ждут… Мне так грустно…

Вздохнув, смотрю, как монстр возносит надо мной клинок и вырубаю игру. Разворачиваюсь вместе с креслом к ней.

– Ладно. Только ты никуда не встреваешь, – диктую ей условия, – пьешь один сок, отношения ни с кем не выясняешь и от меня ни на шаг…

– Будет сделано, мой командир! – рапортует довольная Сонька, прикладывая ладонь к виску. – И если ты про Шаманского, то я с ним порвала!

– Надеюсь, – отвечаю, сразу мрачнея. – А то я сам его порву.

Шаманский па́рил моей Соньке мозг последние года два. Я говорил ей, что с ним ловить нечего, но она заверяла: «Стас, ты ничего не понимаешь! Мы с Алексом любим друг друга. Ты всех по себе равняешь. А если бы ты когда-нибудь кого-нибудь любил, ты бы меня понял...».

После этой любви Сонька почти неделю выла белугой, ничего не ела и обещала умереть. Еле ее в чувство привел.

Сам Шаманский жив до сих пор только потому, что ума хватило ее не тронуть.

Поднимаюсь с кресла, беру телефон. Сонька в ажиотаже подскакивает и, пританцовывая, выходит следом.

***

В «Риоте» уже собрались все наши: Милош, Рус, Влад, Алка и, само собой, Яна. Ее старшему брату принадлежит этот клуб, куда простым смертным вход заказан, за что мы и уважаем это место.

– Оу, на свободу с чистой совестью? – встречают меня наши.

– Наконец-то, Стас! – воркует Яна. – Мы уже заскучали! А ты соскучился?

– Безумно, – улыбаюсь я.

– Батя у вас, конечно, жестит, – хмыкает Влад. – Я вон вообще летом тачку отца разбил в хлам. Нулевую! Так он и то… ну, повзбухал и всё. А тут… из-за какой-то старой дуры…

– Именно! Ну, реально, что такого, да? Прикололись немного и всё… Кто виноват, что эта убогая такая припадочная? С чего вообще к нам стали брать каких-то фриков?

– Да! – с жаром подхватывает Сонька. – Я тоже офигела, когда папа так вызверился на Стаса из-за этой старой коряги. Это же обычный прикол… Еще и Платонов такой типа: она из-за него теперь плохо говорит и еле ходит. В смысле, из-за него?! А до этого она что, песни пела и бегала? Нормально придумала, да? Свалить на Стаса всё… Но! Вы еще не знаете главную новость. Это просто атас…

Наши сразу затихают.

– У нее, оказывается, есть дочка. Как мы возрастом. И эта коряга шантажом заставила Платона взять ее к нам. В наш класс. Бесплатно. Прикиньте, ушлая какая? Судом грозилась. И теперь дочурка этой убогой будет учиться с нами, сидеть с нами, блин… есть с нами…

– Они там совсем с ума посходили? – возмущается Яна. – Мы платим бабки за то, чтобы не учиться в этих бомжатниках. Так они решили сделать бомжатник у нас? И что, никто не против?

– Мы – против, но нас как бы не особо спрашивают. Папа вообще разорался…

– И когда это чудо к нам заявится?

– Уже завтра! – восклицает Сонька и переводит обеспокоенный взгляд на меня. – Стас, ну что ты молчишь? Она не должна у нас учиться. Не должна!

– Значит, не будет, – пожимаю я плечами.

– Как?

– Сама уйдет. Сбежит. И месяца не продержится.

Сонька несколько секунд смотрит на меня, соображая, потом удовлетворенно улыбается в ответ.

– Мне уже жалко эту дурочку, – вздыхает Алка. – Но она сама виновата. Пусть спасибо скажет своей убогой мамаше.