Не в силах совладать с собой я продолжала кричать и извиваться под Винченсо. Сама не поняла, когда по щекам полились слезы и лицо исказила гримаса боли, смешанной с паникой. Всхлипывала и хватала воздух губами, но успокоиться не могла.

Винченсо явно не ожидал от меня такой реакции. Сразу он убрал ладонь от моей шеи и, судя по разомкнувшимся губам, хотел что-то сказать, но не стал этого делать. В следующее мгновение он сдвинул брови на переносице и, явно поняв, что-то по ощущениям, достал из меня член, на котором увидел кровь.

– Что за?.. – одна его бровь взметнулась вверх. Винченсо поднял на меня взгляд, наверное, намереваясь посмотреть мне в лицо. Я к этому моменту уже перестала кричать, но все еще тяжело дышала, продолжая чувствовать саднящее жжение между ног, но прекрасно увидела, как глаза у парня, непривычно для него, округлились, выдавая сильное удивление.

Пока я от боли извивалась под Медичи, моя гулька растрепалась и теперь из нее торчали пусть и влажные, но уже порядком волнистые пряди волос.  Винченсо прикоснулся к ним и сжал в своей ладони так, будто считал, что взгляд его подводил, из-за чего парень решил проверить мои кудряшки наощупь.

– Мелкая?.. – спросил он, переводя взгляд на мое лицо. Наверное, небольшая часть моего сознания ликовала. Ледяная маска Винченсо дала трещину и впервые я увидела у него такие эмоции, хотя раньше считала, что Медичи на них не способен. Неверие и острое изумление в черных глазах, а так же вытянутое лицо и вновь сдвинутые брови.

Не в силах сдерживать слезы, я все еще чувствовала, как они стекали по щекам. Хотела сказать что-то колкое и с этими грубыми словами выпустить хоть немного боли, но, скользнув взглядом по плечу Медичи, захотела произнести совершенно другие слова.

Я подняла дрожащую ладонь и со всей силы сжала плечо парня, там где находился еле заметный шрам.

– Помнишь, как я оставила тебе этот шрам? – несмотря на тяжелое дыхание, я старалась говорить ровно. На этот раз Медичи не стал меня останавливать и не запрещал говорить. Наоборот, смотрел то на мои волосы, то на лицо, то на мою ладонь, которая прикасалась к его кожу. – Четырнадцатого июня, когда ты на мой день рождения пытался меня изнасиловать, я шептала тебе, что буду покорной и сделаю все, лишь бы ты меня не изнасиловал, но потом я взяла ручку и вонзила ее сюда, – я ногтями впилась в кожу вокруг шрама. – Но если бы у меня сейчас была ручка, я бы вонзила ее тебе в глаз. Ненавижу… Подонок… Ненавижу…

Я все шептала и шептала слова ненависти. Да, Медичи меня сломал, но гнев, подобно сильному клею, вновь соединял разбитые части. Правда, их он складывал не в той очередности, в которой эти частички были раньше, из-за чего я понимала – после этой ночи я больше никогда не буду прежней.

Прерывистое дыхание не позволяло в полной мере насытиться кислородом и мне стало казаться, что я задыхалась. Попыталась успокоиться и унять эмоции, что так яростно жгли сознание, превращая мысли в пепел, но не смогла остановить даже слез, которые так и продолжали течь у меня по щекам. И от этого я ощущала себя слишком уязвимой.  Слабой и никчемной.

Я взвинчено подняла подрагивающую руку и, тыльной стороной ладони, начала остервенело тереть глаза. До боли и красных отметин на лице. Так, чтобы возникшее жжение перекрыло судорожные порывы к всхлипыванию и плачу. Кажется, помогло. Я немного успокоилась. Во всяком случае, хотя бы внешне. Внутренне я все еще продолжала гореть.

– Отпусти. Отпусти меня… – не просила и не требовала. Просто шептала, прекрасно зная, что эти слова мне совершенно ничем не помогут. Зато, я понадеялась на действия и попыталась отползти на другой край кровати. Ни черта у меня не получилось. Медичи схватил меня за лодыжку и обратно притянул к себе, так, что я за собой потянула покрывало, в которое до этого вцепилась.