– Ты что думаешь, мы в это поверим? – Рыцарь ещё раз тряхнул стражника, да так, что у бородача клацнули зубы.

– Не вру я, святой Матерью клянусь!

– О боги, – тоненьким голосом пропищал один из алхимиков, – посмотрите на её глаза!

Девушка подошла к решётке и, обхватив ладонями прутья, пристально смотрела на людей. Пальцы у неё оказались длинными и тонкими, с узкими ногтями «лодочкой». Лицо треугольное, по северному широкоскулое с волевым подбородком и чувственным ртом. Несмотря на грязь, девчонку можно было бы счесть красивой, если бы не глаза… Глаза у незнакомки были кошачьи. «Нет, не кошачьи – змеиные» – поправил себя Гийом. Он внутренне содрогнулся от пристального жёлто-зелёного взгляда. Сделав шаг назад, шевалье неосознанно выставил перед собой факел и вертикальные зрачки пленницы тут же превратились в две узенькие щёлки. Жуткое зрелище.

Внезапно губы девушки дрогнули, приоткрылись и, против ожидания из них послышалось не змеиное шипение, а слабая, но вполне членораздельная речь.

– Aline, va faielle tuare? Illivari’s iv poveltuе me… По..жа..лус..та.

– Чтоб меня черти взяли, – ругнулся Лемюэль.

Гийом понимал чувства менестреля. Смесь недоверия, растерянности и злости. Одно дело вступить в схватку с огнедышащей, бессловесной тварью, другое прикончить на глазах у всех ребёнка. Пусть он и выглядит, мягко выражаясь, странно.

– Кто-нибудь понимает, что она говорит?

– Имеешь в виду кроме слова «Пожалуйста»? Нет, но вроде это по эльфьему. Эй, Брохалюциусы, хватит шушукаться там в темноте. Кто-нибудь из вас говорит на языке остроухих?

Один из алхимиков неохотно подошёл к решётке, с опаской поглядывая на заключённую.

– Я магистр Флавиус Огюстус Букаре, с вашего позволения, – произнёс он высокопарно и с апломбом, совершенно не уместном в воняющей мочой темнице. – Владею языком Kae’lElle, лесного народа. В некоторой степени. Вот только её произношение и манера речи…

– Хватит бормотать. Ты можешь перевести нам, что она сказала или нет?

– Мне кажется, она просит прощения у какой-то илливарии.

– Вот те раз, – усмехнулся Лемюэль, – Сдаётся мне, толмачь из тебя как из собачьего дерьма – медовый пряник. За что ей извинятся? За то, что сидит в узилище?

– Благодарность сверх меры, кою и не ждал, – взвился алхимик, – не верите, так переводите сами!

– А по мне так она и вовсе белиберду талдычит, навроде скворца, али той заморской птицы, что у графа в клетке сидит. Попугец али как-то так. Услыхала где-то вот и долдонит, без смысла и складу, – встрял в разговор стражник, с хрустом почёсывая заросшую щетиной шею.

– Сам ты без смысла, – огрызнулся трубадур.

– Пожалу… ста, – ещё раз хрипло повторила девушка за решёткой и, упав на колени заплакала.

Мужчины в растерянности переглянулись.

– Что делать будем?

– То, о чем мы договаривались. Ни больше, ни меньше. – Раздался за их спинами звучный властный голос. Гийом, ощутив под ложечкой неприятное щемящее чувство, обернулся. Граф Арно Саксент стоял, одетый неизменно во всё чёрное, которое ему так шло. В одной руке он держал фонарь, а другой почёсывал за ушами огромного пепельно-серого дога. Висящие брыли оттягивали нижние веки собаки, отчего взгляд пса казался безумно-кровожадным.

– Ох, дядюшка, не стоит так подкрадываться, если не хотите подбросить работёнку моей прачке.

– Каюсь, виноват, люблю эффектные появления, – Граф улыбнулся, но глаза его остались холодными как лёд. – Вижу облик моего дракона посеял некоторые сомнения в ваших рядах. Позвольте их развеять.

Равнодушно пнув пробегавшую мимо крысу, Арно присел возле лежащей у решётки девушки. Собака, громко гавкнув, бросилась вдогонку грызуну.