Но затем вспомнила малышку. Вроде, знакомы с Марьяной совсем ничего, но жалко ведь. Один Горин ее не угробил лишь чудом, а если ему будет «помогать» Диана, то девочке, наверное, и правда лучше в приют. Там, возможно, ее хоть купать будут, и она не услышит, что на помойку ее нужно.
— Итак, рассказывайте! Зачем вы выкрали дочь погибшего Власова Станислава Николаевича?
— Я не крал! – возмутился Горин.
— Не крали? Хм, а у нас иная информация, – нахмурился инспектор из опеки. — В больнице есть записи о вашем посещении покойного Власова. Затем вы выехали к нему на квартиру, и забрали ребенка. Наш коллега приехал, когда девочки уже не было там. Зачем она вам?
— Марьяна – дочь друга, я обещал о ней позаботиться. Это вам она зачем? Я справлюсь гораздо лучше. Меня Марьяна знает, любит меня. И деньги у меня есть, смогу вырастить. А в детдоме что ей дадут – дешевые вещи, деревянные игрушки и невкусную еду?
Я тяжело вздохнула, и покачала головой. А хотелось подойти, и отвесить этому выпендрежнику подзатыльник. Может, он дело говорит, и гордость у человека имеется. Но мажор, видимо, редко сталкивался с адептами великой и ужасной госмашины. А я сталкивалась, и знаю: нужно улыбаться, кивать, лебезить, и всячески их умасливать. Как бы это все ни претило.
— Про деревянные игрушки знания устаревшие, – холодно отрезал инспектор. — На каждого ребенка в месяц государство выделяет пятьдесят две тысячи рублей в месяц, к сведению. Пятиразовое питание, поездки в лагерь, концерты и конкурсы… вы изучите информацию, прежде чем бросаться подобными словами.
— Все равно, со мной Марьяне будет лучше, – набычился Горин.
— Лучше? – инспектор наморщил лоб, и склонился над столом, оперевшись на локти. — А вы уверены? Если да, то ответьте на пару вопросов.
— Спрашивайте, – нагло кивнул Горин.
Мы с Дианой переглянулись, и она усмехнулась. Видит, что Горин все портит, и радуется этому.
«Не станет она ему помогать, – поняла я. — Сейчас мажор настроит против себя опеку, Марьяну заберут, и Диана наврет, что ее отец ничего не смог сделать»
— Почему вы не явились в опеку с полным пакетом документов, и не оформили все как следует?
— Сегодня как раз собирался, да не успел. Вы меня опередили.
— Понятно. Какой у вас уровень дохода? – поинтересовался инспектор. — Официальный уровень, я имею в виду. Зарплата.
Ой, все. Мажор и зарплата звучит также нелепо, как сантехник и трезвость. Сейчас Горин начнет заливать про своего богатого папочку, и я окончательно в нем разочаруюсь.
— Я только устроился на работу, с понедельника выхожу. – вдруг смутился Горин. — Шестьдесят три тысячи – оклад. Справку с работы предоставлю.
— Ты на работу устроился? – ахнула Диана, и наморщила нос: — Фу, шестьдесят три тысячи? Ты дворником устроился, милый? Герман Андреевич ведь в Форбс, зачем тебе эти копейки?
Ничего себе копейки! Копейки – это зарплата на моей первой работе, когда я в аптеках полы мыла. Вот там реальные гроши были, и то мне в радость были.
— Сисадмином я устроился, – через зубы проговорил Горин.
— Так, следующий вопрос: вы планируете брать опеку над ребенком, или удочерение?
— Удочерение, конечно, – кивнул Леша.
— А вы знаете, через что вам придется пройти? – инспектор, кажется, подумал, что мажор дурью от скуки мается. — Вам нужно будет собрать множество документов, пройти медкомиссию и курсы подготовки. Вас будут проверять – условия проживания, характеристики с работы и учебы. Проверки будут доскональными и изматывающими. Вы готовы к этому?
Тут даже я бы задумалась. Помедлила бы хоть пол минуты. Удочерение – это не на пару месяцев или лет, это даже не до совершеннолетия. Это навсегда! Ответственность за другого человека и перед людьми, и перед законом. И перед самим собой. Но мажор ответил, не раздумывая, чем немало меня удивил: