Вот тогда я навострила уши. Гарри усмехнулся и потер рукой подбородок. Ему было двадцать три года, но гладко выбритое лицо делало его еще моложе.

– Ну, я бы не стал утверждать, что Холлис – мой главный конкурент. Я предпочитаю думать, что мой главный конкурент это я сам. Но это только первая гонка длинного сезона, так что посмотрим, что будет.

Я мысленно поаплодировала ему за столь нейтральный ответ.

– Блейк, – спросил другой репортер, – в прошлом сезоне вы сказали, что Гарри, цитирую, – «это малобюджетная фальшивая версия меня» с «навыками вождения на уровне пожилого горожанина ночью после стакана вина». Вы все еще так считаете?

Мне пришлось раскашляться, чтобы прикрыть смешок. Комментарий был грубым, но по-своему смешным.

– Я гораздо симпатичнее Томпсона, так что я сомневаюсь, что стал бы нас сравнивать, – Блейк улыбнулся репортеру и отпил воды. – И бабуля Тео совсем недавно получила водительские права… а ей, между прочим, девяносто лет, так что не такое уж это и оскорбление.

Его глубокий голос и британский акцент были просто потрясающей комбинацией. Я невольно облизала губы. Хотя его ответ совсем не соответствовал вопросу, он был гораздо лучше, чем все ожидали. Его поведение полностью изменилось по сравнению с прошлым сезоном, так что, очевидно, в последние месяцы он много готовился к общению с прессой. Отличная работа, Мэрион. Меня приятно удивили его беззаботный тон и непринужденная улыбка.

Вот бы он еще и со мной себя так же вел.

Я не лезла к Блейку во время Бахрейна, но уже пришло время второй гонки сезона – Гран-при Австралии, – а он по-прежнему избегал меня так, словно я грипп, а у него нет прививки. Блейк словно был основателем, президентом и самым активным членом клуба «Катись к черту, Элла». Мне начинало казаться, что придется засунуть его в Гуантанамо[16] чтобы разговорить. Я никогда прежде не подвергала никого пытке водой, но если вдруг придется… я воспользуюсь пятой поправкой[17]. Блейку было почти тридцать, но по уровню эмоционального интеллекта он так и не перерос трехлетнего ребенка. Стоило бы уже привыкнуть, но я все равно каждый раз удивлялась. Знала же, что мужчин не бывает. Они все навсегда остаются мальчишками.

Мне предстояло проинтервьюировать кучу других людей – механиков, инженеров, маркетинг, – но рано или поздно Блейку придется поговорить со мной. Он не сможет бегать от меня вечно. Мне нужно написать книгу, а ему – реабилитировать собственный имидж.

В дни, предшествовавшие гонке, я следила за ним с безопасного расстояния. У него не оставалось ни секунды времени для себя. Команда прибывала на место в четверг, чтобы обосноваться и посетить первое спонсорское мероприятие уик-энда. Пятницы были забиты тренировками и техническими разборами, на которых команда оценивала состояние машины и ее показатели. В субботу снова были тренировки, а также разогревы перед квалификационными заездами. Это очень нервный день, потому что одна-единственная ошибка Блейка или любая неожиданная проблема с машиной могли привести к старту с последнего места во время финального заезда. Если же он занимал одну из трех верхних позиций в квалификации, ему приходилось посещать специальную конференцию, а потом снова шли разборы, пресс-конференции и спонсорские события. И это еще не начался сам день гонки.

Ночь перед Гран-при я провела без сна, бесконечно ворочаясь в постели. В какой-то момент я сдалась, бросила попытки заснуть и сидела в телефоне до самого сигнала будильника, поставленного на 6:30 утра. Каждое утро я старалась тренироваться, чтобы придать дню подобие структуры. Мой терапевт предложил выбрать занятие, которое помогало бы мне чувствовать себя у руля, и я выбрала физические упражнения. Это стало отдушиной для меня. Дополнительным бонусом шло ощущение, что чем сильнее я становлюсь, тем лучше смогу защитить себя.