Термин «ментальные модели» стал популярным в начале 1990-х годов, когда вышла книга Питера Сенге «Пятая дисциплина. Искусство и практика самообучающейся организации» (Олимп-Бизнес, 2003). Им стали обозначать то, что мы думаем, и наши убеждения, а также как мы думаем и как выстраиваем эти убеждения [1]. На самом деле, ментальная модель – намного более специфическое понятие, и ее следует воспринимать примерно так же, как реально выстраиваемую физическую модель (например, в инженерном деле или в архитектуре). Это необходимо для того, чтобы наглядно представить отношения и связи между отдельными ее частями. В отношении, например, модели автомобиля, мы прежде всего изображаем те его части, которые, с нашей точки зрения, необходимы, чтобы автомобиль работал и соответствовал предложенным нами особенностям конструкции. Далее мы испытываем нашу модель различными способами, чтобы разработать наиболее подходящий автомобиль. В некотором смысле, в модели находит свое выражение наша концепция той или иной вещи. Конкретная модель может выдержать или не выдержать тестирования, которому ее подвергают, она может соответствовать или не соответствовать требованиям потребителя, пройти или не пройти испытания в реальных условиях – в любом случае мы прогнозируем вид готового автомобиля, предварительно изготавливая его модель. Измените один из факторов или отношения между ними, и ваша модель также изменится.

На ментальном уровне мы делаем то же самое, когда рассуждаем о какой-либо проблеме, приходим к какому-либо выводу и определяем свои дальнейшие действия; т. е. мы выстраиваем ментальные модели, которые отображают то, как должны происходить те или иные вещи и какие факторы ответственны за это. Если мы правильно построили свои рассуждения, значит, мы провели испытания своей модели перед тем, как воплотить ее в жизнь. К примеру, мы можем попросить кого-нибудь воспользоваться навыком сомнения для того, чтобы показать нам альтернативные модели. Или же мы можем пригласить других людей для участия в обсуждении с целью проверки достоверности нашей теории.

Обычно модель определяет образ нашего поведения. Так, готовясь к переговорам, имея ментальную модель, согласно которой их участники делятся на победителей и побежденных, и между ними и распределяются ограниченные ресурсы, мы будем строить свои рассуждения соответствующим образом. Мы придем к выводу о том, что у победителя должно оказаться большее количество ресурсов, а у побежденного, соответственно, меньшее. Более того, если у нас будет ментальная модель, согласно которой быть победителем хорошо, а побежденным – плохо, мы будем любым путем стремиться к тому, чтобы обладать большим, чем у других, количеством неких ресурсов. Мы будем строить свои рассуждения относительно определенного вывода и цели, основываясь на очень узком и ограниченном наборе известных нам вещей, для того чтобы приспособить наши размышления к имеющейся ментальной модели, а именно: «вести переговоры с целью победить и добиться того, чтобы противник проиграл». Не протестировав данную модель с помощью других методов, мы, скорее всего, на протяжении всей жизни будем считать, что переговоры могут быть построены только по принципу «победитель-побежденный».

Выстроив вместо такой формулы ментальную модель «победитель-победитель», мы направим наши рассуждения прежде всего на то, чтобы выяснить, чего именно хотят все участники переговоров. Наши дальнейшие рассуждения будут сводиться к тому, что если удастся найти способ, с помощью которого каждый сможет получить то, чего хочет, то из переговорного процесса все выйдут победителями. Протестировав нашу модель «победитель-победитель» и в результате придя к выводу, что совершили промах, мы всегда сможем изменить нашу ментальную модель, чтобы задать нужное направление переговорам.