На заседаниях Религиозно-философского общества Лосев познакомился со знаменитым поэтом-символистом Вячеславом Ивановым. Здесь в 1911 г. он слушал его доклад «О границах искусства», который позднее вошел в его книгу «Борозды и межи». Позднее Лосев неоднократно обращался к этой работе Иванова, сравнивал его идеи с «Рождением трагедии из духа музыки» Фридриха Ницше. Он говорил, что Иванов перенес идеи Ницше об «аполлонийском» и «дионисическом» началах из аттической трагедии на общехудожественную область. Со своей стороны Вячеслав Иванов обратил внимание на молодого студента, занимающегося классической филологией и философией. Он читал дипломную работу молодого Лосева «Мировоззрение Эсхила» и дал ей положительную оценку.
В конце концов, как рассказывал Лосев, он получил право на выступление в Религиозно-философском обществе. Здесь он сделал доклад о диалогах Платона «Парменид» и «Тимей». Таким образом, он был не только пассивным свидетелем деятельности русской религиозно-философской интеллигенции, но и активным участником тогдашнего процесса религиозно-философского возрождения.
Огромное влияние на Лосева оказали работы Владимира Соловьева, которого он считал самым крупным русским философом. Разработанный Соловьевым принцип «всеединства» Лосев пытался сам использовать в своих работах.
В статье «Лосев», опубликованной в третьем томе «Философской энциклопедии», характеризуя свои философские позиции этого времени, он пишет о своем кредо: «В 20-х гг. пытался сочетать элементы неоплатонизма с диалектикой Гегеля и феноменологией Гуссерля. В дальнейшем, в 30–40-х гг., переходит на позиции марксизма».
Действительно, неоплатонический элемент занимает важное место в работах А. Ф. Лосева. Он постоянно обращался к сложному понятийному аппарату неоплатонической философии, и прежде всего к понятию «эйдос». Именно поэтому у него философское познание органически проявляется в художественной форме, гносеология перерастает в эстетику. Гегеля Лосев прекрасно знал и мог по памяти цитировать его «Логику» или «Феноменологию духа». С работами Гуссерля Лосев ознакомился, будучи студентом Московского университета. В последующем интерес к феноменологии проявился в исследованиях Лосевым философской и эстетической терминологии. Что касается марксизма, то трудно сказать, относился ли он к нему серьезно, или использовал марксистские цитаты для адаптации к советской действительности. Думаю, что Лосев пытался найти в марксизме объяснение некоторых исторических и социальных процессов. Порой, правда, марксизм Лосева приобретал окраску социологии Дюркгейма. В этом Лосев шел иным путем, чем, скажем, Николай Бердяев. Последний увлекался марксизмом на раннем этапе своего творчества, но затем решительно от него отказался, хотя, по собственному признанию, он никогда до конца не мог преодолеть его влияние. Лосев, напротив, в молодости был совершенно далек от марксизма и проявил к нему интерес только в зрелый период своего творчества. Остается, правда, невыясненным, было ли это уступкой времени, или способом маскировки, некоторым идеологическим камуфляжем. Лично я полагаю, что А. Ф. Лосев серьезно относился к марксизму и пытался освоить его методологию.
Конец ознакомительного фрагмента.