Когда отоспался, пошел к командиру, спросил про имя Айгуль.

– Откуда ты его взял? – улыбнулся командир. – Мою невесту так зовут, приедешь, познакомлю.

Рассказал про телефонный разговор, про своих знакомых татарочек, одна из которых – Айгуль. Не та ли знакомая?

Командир тебя огорчил:

– Ты знаешь, Акимушкин, Айгуль у тюркских народов очень распространенное имя, как Маша у вас, так что она может быть из Киргизии, из Казахстана, даже из Азербайджана с Башкирией. Ты же знаешь, что все народы поднялись на защиту Отечества.

Ты вздохнул:

– Жалко, а я уж было подумал, что это наша Айгуль.

Командир обнял солдата:

– Все они наши, Акимушкин.

Три дня прошли, как обычно, а утром прибежал дежурный телефонист:

– Акимушкин, пропала связь со штабом дивизии, а комдив как раз говорил с нашим комбатом. Ты эту линию знаешь, давай поскорей. Комбата я на штаб вывел через второй батальон, но прямую обеспечь. Да, они крикнули, что тоже выслали связиста.

Ты осторожно шёл на лыжах по неглубокому снегу, то и дело выдергивая из-под наста кабель связи. Яркое солнце светило в спину и согревало. Тянуло в дрёму, но нельзя, если порыв на нашей половине, а найдет ихний связист, ославят на всю дивизию. Такие случаи были. К обеду прошагал километров пять, всё нормально. В лесу впереди мелькнул человек, ты присел, посмотрел в бинокль – никого. Надо осторожно, если фашист, то на полянке он тебя шлепнет без горя. Ждать? А если он тоже залёг? Так и будем лежать до потёмок? А связь? Комбат спасибо не скажет. Но фигура мелькнула еще раз, и солдатик наш русский, советский, выкатился на поляну. Ты из укрытия крикнул:

– Стой! Кто такой?

– Рядовая роты связи Тайшенова.

– Ты не Айгуль, случайно?

– Нет. А ты как знаешь Айгуль?

– По телефону с ней говорил, когда связь дал.

– Ты на порыв идешь?

– Иду. А вот и конец моего провода.

– И я свой нашла, уже нарастила, сейчас скрутим.

Он вышел из укрытия, она тоже пошла навстречу. Ты так и не вспомнишь, о чём думал в ту минуту. Наверно, о чём-то радостном, душевном, что вот и связь нашлась, сейчас доложим, как положено, поговорим. Подошли близко, она первая остановилась, ты это увидел и поднял глаза. Перед тобой стояла Ляйсан. Ты не мог в это поверить, да и откуда здесь, посреди войны, появилась эта тоненькая татарочка с длинными косами и весёлыми узкими глазами в потрепанной одежде солдата, в шапке, с автоматом за спиной? Ты даже подумал, что надо постоять, и это пройдет. Но голос, голос не дал тебе на это время:

– Лавруша, Лаврик, это ты?

– Я. А ты, Ляйсан, как тут оказалась?

– Лаврик, сладкий, родной мой!

Она обняла его, они неуклюжи были с аппаратами связи, с мотками провода, с оружием. Всё побросали на снег, целовали друг друга и плакали от счастья. Ляйсан вперёд одумалась:

– Лаврик, связь!

Быстро зачистили провода, доложили каждый своему начальству и снова обнялись.

– Ты как попала на фронт?

Ляйсан повела его к лесу, присели на упавшую берёзу.

– Я всё тебя ждала, думала, вспомнишь свою татарочку, а потом Филя твой с друзьями к нам приезжал гулеванить, он и сказал, что ты женился. Я так плакала, так горевала. Потом война началась. Отец говорил, что война пришла на нашу землю, надо воевать, братья сразу ушли, а потом отец поехал в район, договорился, и нас, трёх сестёр, отправили в одну команду, так отец просил. Мы с сентября служим, и Айгуль, и Калима, и я.

Что-то тебя кольнуло, знал ты про положение девчонок при штабах.

– Ляйсан, милая, домогаются до тебя офицеры?

– Нет, сладкий мой, я верна тебе, когда мы в расположение прибыли, я пошла в санчасть, золотой перстень татарский старинный врачу положила на стол и попросила, чтобы пометку сделал в моих документах, что… ну, вроде есть у меня болезнь, и мужикам лучше подальше держаться.