– Ей-богу? Идет снег? – И снова это прозвучало очень по-детски. Глаза подростка расширились от радостной надежды.

Рэфи пососал конфету.

– Многие предпочитают шоколад кусать, грызть. По мне, так сосать вкуснее.

– Пососи-ка лучше знаешь что? – мальчишка тронул свою ширинку.

– Такие слова ты своим дружкам говори!

– Я не педик! – обиделся мальчишка. И тут же подался вперед, снедаемый детским любопытством: – Нет, серьезно, там у него в гостиной снег идет? Вот бы посмотреть! Отпустите, а? Я бы только в окно глянул!

Рэфи проглотил конфету и, опершись локтями о стол, строго сказал:

– Осколки оконного стекла попали на десятимесячного ребенка.

– Да? – недобро усмехнулся мальчишка. Он откинулся теперь на спинку стула, но вид у него стал настороженный. Он тронул заусенец на пальце.

– Младенец находился возле елки, когда туда шлепнулась индейка. К счастью, обошлось без ранений. Я имею в виду ребенка. Индейка как раз пострадала. Думаю, для праздника она теперь не годится.

Мальчишка, похоже, ощутил некоторое облегчение и вместе с тем замешательство.

– Когда мама приедет забрать меня?

– Она уже выехала.

– Девушка с большими буферами, – согнув пальцы чашечками, он прижал их к груди, – уже два часа, как сообщила мне это. Да, кстати, что это у нее с лицом приключилось? Вы что, поцапались? Милые бранятся?

Рэфи не понравилось то, как мальчишка говорит о Джессике. Он нахмурился, но постарался сдержаться. Не стоит этот паренек его нервов! А рассказывать-то ему стоит?

– Наверное, твоя мать едет потихоньку. На дорогах скользко.

Мальчишка взвесил его слова и как будто забеспокоился. Он все теребил заусенец.

– Слишком уж большая была эта индейка, – проговорил он после долгого молчания. Сжал в кулаки руки на столе и опять разжал их. – Она купила такую же, как всегда покупала, когда он еще с нами жил. Думала, может, он вернется.

– Мама твоя на это надеялась, – проговорил Рэфи скорее как утверждение, чем вопросительно.

Мальчишка кивнул.

– Когда я вытащил ее из морозильника, у меня прямо в голове помутилось. Уж слишком она была громадная.

И опять молчание.

– Я не думал, что она разобьет стекло, – сказал мальчишка уже тише и глядя в сторону. – Разве можно себе представить, что индейкой высадишь окно?

Он вскинул глаза на Рэфи, и в них было такое отчаяние, что Рэфи, несмотря на серьезность ситуации, не смог скрыть улыбки – с такой искренней досадой это было сказано.

– Я хотел только напугать их. Знал, что они там собрались, разыгрывают семейную идиллию.

– Ну, теперь-то игра в идиллию кончена.

Мальчишка промолчал, но словно расстроился, и Рэфи сказал:

– Но пятнадцатифунтовая индейка для троих – это немного чересчур, правда же?

– Знаете, этот подонок-папочка жрет дай бог как!

Рэфи решил, что зря теряет время. С него довольно. Он встал, чтобы уйти.

– Папина родня тоже каждый год приходила, – добавил мальчишка в попытке удержать Рэфи. – Но на этот раз они решили не являться. А нам вдвоем куда такую громадину! – вновь повторил он и покачал головой. Он отбросил притворную браваду и говорил теперь совсем иначе. – Когда же мама наконец приедет?

Рэфи пожал плечами.

– Не знаю. Наверное, когда ты выучишь свой урок.

– Но сегодня же Рождество!

– В Рождество тоже можно кое-что выучить.

– Уроки – это для малышей.

Рэфи улыбнулся такому замечанию.

– Разве не так? – Мальчишка сплюнул, как бы обороняясь.

– Вот я сегодня получил кое-какой урок и выучил его.

– А-а, об отсталых и переростках я не подумал!

Рэфи направился к двери.

– Так какой же это был урок? – торопливо спросил мальчишка, и по тону его Рэфи понял, что он не хочет оставаться в одиночестве.