Я помню мамины редкие приезды. Когда смесь чувств накрывала настолько, что единственное, что я могла – это плакать и в эти моменты там было всё – и боль, и счастье, и радость встречи и сразу печаль – ведь встреча ненадолго. И постепенно таяли льды, теплело, мир становился осязаемым, плотным, безопасным, я нащупывала ногами почву, одновременно видя, как появляется система координат и становится всё понятно, и кто я, и где я, и зачем я. Это удивительное ощущение, до мурашек. Как будто внутри меня вдруг собирался целый огромный мир из разноцветных кубиков «Лего», которые обычно были разбросаны или плавали в воздухе сами по себе. Обычно мама приезжала в пятницу вечером и в субботу в середине дня – это было самое счастливое время полноценного ощущения себя, мира (через маму), безопасности, нужности, принятия, радость струилась изнутри, наполняя, переполняя меня. Мне хотелось рисовать, и петь, и смеяться. В моём внутреннем мире наступал покой и порядок. Мир светился разными гранями, открывая новые двери и приглашая развиваться, двигаться, изучать, познавать.
Когда субботним вечером темнело, наступала другая картина. Состояние резко сменялось, прогрессируя в минус бесконечность. Ибо я уже знала, что этот праздник жизни совсем скоро закончится и утром мама, боясь разбудить меня, тихонько выскользнет из квартиры, а я, проснувшись утром, усиленно, но тщетно буду пытаться различить, где правда? Где настоящее? Где жизнь? Тот праздник и яркость, то спокойствие и безопасность, принятие и огромная внутренняя наполненность, что были вчера, или тот огромный космос потерянности, пустоты, страха и непонимания, что есть сегодня и ближайшие дни-недели, а, может, и месяцы до следующего появления моего физического Бога на земле на первые годы жизни – мамы.
Соня затихла и уснула, тихонько вздрагивая во сне. Я каждой клеткой тела чувствовала эту девочку. Я знаю, что она переживает. Ведь со мной всё было абсолютно так же. И да, я до недавнего времени так же, как она плакала и засыпала в руках незнакомцев, обративших на меня хоть капельку внимания, проявивших тепло и чуткость делом, словом… А, ведь мне далеко не 7…
Подул прохладный ветер, Соня зябко поёжилась, и я полезла в сумку за шарфом, чтобы накрыть её, рассматривая черты её лица и улыбаясь. Так же, как она видела черты своей мамы во мне, я видела в ней черты себя того возраста. Те же длинные худые пальцы, растрепанные волосы и маленькие плечи. Я гладила её, молчала, наверное, картина со стороны выглядела идеальной для фотографии. А внутри у меня всё кипело.
Вся моя жизнь ретроспективой мелькала у меня перед глазами и, казалось, какие-то ещё особые пазлы вставали на свои места. Мне всегда казалось, что я не осуждала маму, не обижалась, а просто всё время – вот так, как Соня её ждала. А потеря координат, отделенность от себя, от мира, опустошенность, которую невозможно было чем-то заполнить, возникли сами по себе откуда-то и мешали мне жить.
Пока однажды, по настоятельным рекомендациям Юльки, я всё-таки не пришла к психологу и это оказалось моим настоящим спасением от всего, что всю жизнь так меня беспокоило. Оказалось, да, обида на маму. Как следствие: на мир, отсюда разделенность, потерянность, эти «кто я» и «где я» бесконечные по утрам. Я долго жила в этом, даже не подозревая, что бывает по-другому, позже, осознавая эту корку, панцирь, и тщетно пытаясь из него выбраться, вылезти туда в жизнь каждое утро.
Обида на маму, закрывающая мне меня саму, проживание моей собственной жизни. Я видела, где заканчиваются слои сопротивления и раздражения и открывается целая пропасть или даже бесконечность обид из детства на маму. Много. Очень много. Кажется, целая бесконечность. Мне страшно и хочется сбежать от себя, чтобы этого не видеть. Но я уже вижу, а психолог смотрит на меня мягкими добрыми глазами, и я ей верю, что это возможно – пойти туда, осознать, переосознать и что бесконечность эта иллюзорна.