– И вы все хотите, чтобы я как можно скорее навестил бабулю. А как же намечающийся ужин с гостями? Если ей так плохо, то не лучше ли перенести приём на…

– Ты же знаешь нашу бабушку, Эйво! Ради семейного праздника да твоего появления она способна и из могилы вос… ой, то есть…

Эйверт подавил смешок.

– Дед, я услышал каждого из вас, но, во-первых, что-то вы темните с этим ужином, а во-вторых, именно в эти выходные я никак не могу, очень занят. Бабушке я напишу, а приеду в самое ближайшее время. На следующей неделе у меня, возможно, будет свободный день, тогда и…Что?

Пожилой мужчина с ушами, похожими на его собственные, тягостно вздохнул и поднял на внука не потерявшие яркости глаза.

– Выслушай меня, внучок. Лучше тебе скажу я – бабушка высказалась бы иначе. Но, скажу я тебе, я лично ничего ужасного в этих планах не вижу. В конце концов, в наших кругах так принято, да и договор имеет место быть, так что…

У Эйверта не то что уши – всё внутри оборвалось и зачесалось от неприятного предчувствия.

Ну, правильно, там, где упомянуты Манхельмы, хорошего не жди.

– Какой договор, дед?

– Бабушка позвала на ужин господина Гаспара, как ты, должно быть, уже знаешь. С Милардой, его дочкой. Единственной и горячо любимой.

– Та-ак, – уронил Эйверт.

– Милочка – очень милая девочка, – как-то заискивающе улыбнулся дед.

Ни разу Эйвертон не видел Миларду Манхельм милой. Но её имя во время его визитов домой звучало с пугающей регулярностью, и это было одной из причин, почему он старался пореже навещать родителей.

– Я давно её не видел. Не исключаю, что за прошедшее время госпожа Манхельм приобрела определённую… некоторую… некоторое очарование, – осторожно высказался любящий внук.

– Вот, – подхватил дед обрадованно. – И бабушка так мечтает о вашем союзе! Да что бабушка, я сам с радостью отпраздную твою свадьбу, Эйво! Миларда Манхельм – отличная партия!

Эйверторн дёрнулся, схватился за дверной косяк.

– Какая свадьба, дедушка?!

– Так ваша с Милочкой! О которой отец твой с господином Гаспаром ещё тогда сговорились! Так вот теперь очень удобный случай представляется: Манхельмы приедут, ты приедешь и во время ужина сделаешь Милочке предложение! Бабушка-то как обрадуется!

Да уж. Танцевать на радостях начнёт, позабыв о своих хворях и приступах. Бабуля действительно не раз отмечала, что хорошо бы получить состояние Манхельмов в свою семью.

Эйверт медленно, неотвратимо закипал. Лицо, чаще всего выражавшее отстранённую надменность, пошло красными пятнами.

– Какой, к мухам болотным, договор?! В тот год мне было тринадцать, и то был просто разговор под пятнадцатилетний бренди!

– Да почему же просто-то? – обиделся дед. – Подобные договорённости так и заключаются, в непринуждённой беседе, под хорошие напитки правильной крепости. Бабушка, опять же, одобрила: как-никак, господин Манхельм – наш давний деловой партнёр и приданое за дочерью даёт истинно королевское.

Эйверт лихорадочно искал лазейку.

– Погоди, дед, что-то не сходится. Я помню детали той пьяной беседы, отец поделился. Они с господином Гаспаром шутили о том, что если я не женюсь до того, как мне исполнится двадцать семь, то предложу руку и сердце его дочери.

В своём уме Эйверт ей и носового платка бы не предложил.

– Мне двадцать шесть, дедуля, – закончил он гневно. – Не говоря уже о том, что этот, как ты выражаешься, договор, я никогда не принимал всерьёз.

– Ну и напрасно, Эйво! Мы все принимали. Что касается срока… Ты же знаешь бабушку. Видение ей было давеча, что это лето – наиболее благоприятное время для заключения твоего брака. Зачем ждать ещё год, если благоприятный момент – вот он? Да и у тебя невесты всё ещё нет, так что… Миларда действительно неплоха, мой мальчик.