Она тихо встала, стараясь не разбудить спящего, сгребла вещи и выскользнула, накинув халат, из спальни. Прошмыгнула к себе и лишь тогда поняла, что проснулась от озноба. Противное недомогание началось после весенней простуды, от которой она так и не вылечилась толком, до сих пор покашливая в дождь. После напряженной работы над очередным заказом, стоило несколько дней не выспаться, озноб непременно являлся вечером вместе со слабостью и головной болью, но ничего странного в этом не было. Маред просто забиралась в постель с чашкой некрепкого горячего кофе и старалась согреться и уснуть.

В этот раз озноб вернулся как-то особенно сильно, она даже дверь с трудом открыла, сразу нырнув под одеяло, сжавшись и обняв колени руками, чтоб согреться. Стиснула зубы, чтоб не стучали, и с тоской поняла, что здесь на кухню за кофе не пойдет и вызывать горничную среди ночи не станет. Ничего, само отпустит…

На душе было тошно. Монтроз мог сколько угодно успокаивать, быть неожиданно нежным, умелым и заботливым, но так неправильно. Маред чуть не застонала от стыда, стоило вспомнить, что с ней творилось. Нет, что она творила, – так честнее – всем телом откликнувшись рукам и губам Корсара, его низкому голосу и то ласково-нежным, то насмешливым словам. А еще тому, что он вытворял этой проклятой штукой…

Маред уткнулась лицом в одеяло, обняла его руками и ногами, как привыкла с детства, лежа в своей маленькой спальне и мечтая, что кто-нибудь подойдет и погладит по голове, подоткнув одеяло. Но отец всегда допоздна сидел за работой, горничная прощалась, потушив свет, и Маред засыпала в обнимку с одеялом, потому что спать с игрушками тоже было блажью и распущенностью.

Завтра ей бы стоило отлежаться, но ведь утром полегчает, верно? А Монтрозу она найдет, что сказать, если тот спросит, почему Маред ушла. Лэрда стряпчего ее нездоровье не касается, сколько бы тот ни распространялся о доверии. Хватит и того, что неожиданно для самой себя Маред призналась в глупости с тендером. Хорошо, что обошлось! В ее ушах до сих пор стояли слова лэрда, сказанные с холодным жестким удовлетворением, как он лично позаботился разрушить жизнь предавшего его стряпчего. Вот так-то, тье Уинни, – задумайтесь. У доверия и вправду две стороны, но одна из них, когда доверие оборачивается предательством, темная и опасная.

ГЛАВА 4. Бабочка у свечи

– Убью негодяя! Узнаю кто – убью! Да чтоб ему баргест повстречался!

Тье Эстер сочувственно покачала головой, не отрываясь от работы. Впрочем, даже ее замечательное равновесие духа имело пределы – тье слегка поморщилась. Маред подумала, что невозмутимую пожилую даму больше раздражает поведение Тилли, мешающей ей работать, чем происходящее в отделе. А может, одно сочетается с другим. Неприятно, когда рядом с тобой происходят противные мелкие гадости! Но Тилли слишком уж громко и часто возмущается, лучше бы и вправду попыталась выяснить, кто это делает – не может ведь быть, чтоб никто ничего не заметил.

Однако сердиться всерьез и подолгу секретарша не умела. Хлопнув опустевшим ящиком стола так, что тот едва не вылетел из пазов, она с торжеством извлекла из сумочки коробку с шоколадом.

– Тье Эстер, будете конфетку? А вы, Маред?

– Благодарю, нет, – в голосе почтенной тье проскользнули холодные нотки. – И осторожнее с бумагами, милая… Шоколад оставляет пятна.

Маред улыбнулась ничуть не обескураженной Тилли, покачала головой и снова уткнулась в документы, всем видом показывая, как занята. Взгляды тье Эстер на еду и напитки возле документов она полностью поддерживала, но не делать же замечания коллеге, которая работает здесь куда дольше тебя? К тому же Тилли старается быть милой… Может, удастся с ней подружиться?