– Чего надо, попрошайки? – заорал слуга, загораживая дорогу.

– О, добрый человек, – простонал нищий. – Я и мой слепой сын долго шли в этот город. Мы очень проголодались, нас мучает жажда. Подай нам немного хлеба и воды, и Боги возблагодарят тебя.

– Убирайтесь вон, шелудивые свиньи, пока я не спустил собаку, – гаркнул слуга. – Идите к храму, там и побирайтесь.

– Но, добрый человек, мы же просим только кусочек хлеба, – молил нищий, чуть не плача.

Слепой юноша упал на колени и подполз к слуге, выдавливая из себя хриплые звуки:

– Дай пить. Дай пить.

Слуга подумал, что будет лучше поскорее отвязаться от этих попрошаек, пока не вернулся хозяин и не отругал его. Судхабия терпеть не мог нищих бродяг.

– Сейчас принесу, – недовольно сказал он и пошел в дом.

Слепой юноша тут же прозрел и тенью проскользнул вслед за ним. Вскоре слуга появился вновь. На ладони его лежал кусок проплесневелой ячменной лепешки. Он брезгливо кинул хлеб нищему под ноги, прямо в пыль. Затем слуга поглядел вокруг и, не увидев слепого юношу, с беспокойством спросил:

– Эй, попрошайка, а где второй? Не дай Боги, сворует что-нибудь – убью обоих.

– Сейчас услышишь, – ответил Тоопека с ехидной ухмылкой.

На втором этаже раздался треск двери, слетающей с петель, и пронзительный женский визг. Это Улия ворвался в комнату, где заперли невесту. Он подбежал к Асмуникал, поцеловал ее и надел на пальчик маленькое колечко. Одним ударом ноги юноша вышиб узорчатую решетку на окне и закричал:

– Невеста моя!

Все сторожа сбежались к дому, но было уже поздно. Судхабия переломил об колено свою палку и с сожалением произнес:

– Вот же лисица! Все-таки пробрался. А я хотел хоть разок огреть его по-отцовски.

Тоопека схватил слугу за горло цепкими пальцами. Тот от боли упал на колени и открыл рот, пытаясь позвать на помощь. Преобразившийся нищий запихнул ему в глотку кусок проплесневелой лепешки со словами:

– Жри, скотина. Как подашь страннику, так боги тебя и отблагодарят. А в следующий раз не отворачивайся от голодного.

Слуга послушно сжевал лепешку и с трудом ее проглотил. Он морщился, корчил невообразимые гримасы, но деваться было некуда.

К дому подъехали несколько колесниц, украшенных разноцветными лентами и гирляндами цветов. Даже лошадям нацепили венки и в гривы вплели пестрые лоскуты. Невесту вывели и усадили в первую повозку. Ее облачили в красивую хасгалу небесно-голубого цвета. Розовая головная накидка скрывала лицо. Множество украшений сияло и переливалось на руках и на шее. В другую повозку посадили Улию. Он скинул нищенские лохмотья и теперь был облачен в короткую белую хубику и куртку из шкуры тигра. Зверя он сам недавно убил на охоте. Колесницы, а за ними огромная толпа родственников и приглашенных, двинулась узенькими улочками в Верхний город к священной самшитовой роще. Под ноги лошадям кидали зерно, на счастье.

Среди зеленых зарослей самшита шла ровная ухоженная дорожка. Молодые вышли из колесниц, и рука об руку направились по дорожке к белому храму. Их встретили Старший кантикини и Сестра Богов. Они провели молодых в храм. В темной прохладной целле подрагивал священный огонь на рогатом алтаре. Весело плескался священный источник. Молодые принесли в жертву Богу грозы и Богу Солнца хлеб с жиром и кусочками сарамы, кувшины с напитками валахи и марува. Затем принесли в жертву хлеб Богу окна Хасамили, Богу двери Апкиуу, Богу мужской силы Инару, Богине охоты Румесе и Богу плодородия Телепину. Жрецы обмыли их лица водой из священного источника. Дали выпить священного вина из ритуальных сосудов. Их руки связали гирляндами из цветов и провели вокруг рогатого алтаря. После, молодых вывели во двор, где запрягли в упряжку для волов. Жрец, одетый Богом судьбы, взялся за плуг. Улия и Асмуникал, под всеобщее ликование, протащили ярмо по кругу. Плуг взрыхлил землю и завершил линию, точно попав в начало борозды. Это считалось хорошим знамением.