– И повадки у него тоже были разными? – осторожно вставляю я вопрос в долгой паузе.

– Ещё бы! – восклицает Феррон, нервно взмахнув рукой. – Я сам начал сомневаться в своём рассудке. На моих глазах гибли целые города, не столицы, конечно, но весьма немаленькие. В одном демон создал разветвлённый культ. Его последователи наперегонки резали себе глотки, насмотревшись на пример своего лидера. Каково же было всеобщее изумление, когда этот «лидер» невозмутимо поднялся, лишь слегка испачканный своей и чужой кровью! Конечно, никаким человеком он не был – просто мерзкая, хитрая личина.

Передо мной встаёт видение пылающего города, улицы которого завалены сотнями трупов. Дома рушатся, подтачиваемые жадным пламенем. В воздухе висит удушливая вонь горелой плоти.

– Мне тогда пришлось основательно попотеть, приводя в чувство уцелевших, – продолжает Феррон. – Из без малого двадцати тысяч жителей в живых осталась лишь сотня. Да и тех демон не удостоил своим «божественным» вниманием, оставил у распутья. Обезумевшие люди рвались последовать за своими собратьями, но не могли ослушаться последнего приказа хозяина – выжить, чтобы нести в мир семена отчаяния и озлобленности.

Я содрогаюсь. Учитель намеренно приглушает видения, размывает самые жуткие детали, оберегая мой разум. И я благодарен ему за это. Увиденное мной во время схватки с Вастаем – лишь бледная тень кошмаров, которые пережил Феррон.

– После этого я ещё долго блуждал по следу, – вздыхает призрак. – Он то и дело ускользал, распадался на части. Аура, на которую я ориентировался, постоянно менялась. Словно сам демон издевался надо мной, заметая следы. В следующий раз мне довелось столкнуться с его делами в крохотной деревушке. Местный дурачок надругался над несколькими юными девушками, а потом разорвал их на куски. Он и сам, верно, был не прочь совершить подобное. Но в его теле я учуял отголоски всё той же мерзкой сущности. Разум твердил, что это очередной отдельный случай, никак не связанный с предыдущим. Но интуиция буквально вопила, я иду по следу одного и того же мерзкого исчадия.

– И что же им двигало? – не удерживаюсь я от вопроса.

– О, поверь, я много раз задавался тем же вопросом, – мрачно усмехается наставник. – И, в конце концов, пришёл к страшному выводу. Им двигало лишь желание… повеселиться. Ему просто нравилось сеять вокруг хаос, боль и смерть. Наш мир был для него гигантской песочницей, люди – игрушками, которые он волен ломать, когда заблагорассудится. Знаешь, как иногда маленькие дети резвятся с куклами или деревянными солдатиками? Поиграют и выбросят либо сломают в приступе злости. Вот и ему нравилось заставлять бедолаг плясать под свою дудку, а потом отрывать им головы.

Феррон продолжает демонстрировать мне картины прошлого, по-прежнему оберегая от полного погружения в пучину своих мрачных воспоминаний. Впрочем, даже приглушённых образов более чем достаточно, чтобы ощутить весь ужас творящегося. Боль, разрушения, смерть – безумие и вседозволенность, облечённые в плоть.

Передо мной предстают искорёженные тела, сваленные грудой под отвесным утёсом. Переломанные руки и ноги застыли в немыслимых положениях, вывернутые суставы неестественно выпирают сквозь разорванную плоть. Один за другим в кошмарную кучу падают всё новые трупы. Люди, точно загипнотизированные, шагают к обрыву и, кланяясь невидимому идолу, бросаются вниз. Добровольная смерть во имя высшего блага – только вот это благо есть не более чем морок, грамотно внушённый Кукловодом.

– Путь мой был долог и тернист, – продолжает Феррон, и губы его сжимаются в тонкую линию. – Разорённые большие города и крошечные селения, а между ними – мелкие пакости, совершенно несущественные на первый взгляд.