– Все, кто волею судеб оказались зрителями этого маленького спектакля в магазинчике, уже никуда не торопятся и внимают Джону. Молоденький помощник хозяина смотрит на ничем до того не замечательного Джона так, как будто тот сорвал умопомрачительный Джек-пот.


– Да, – продолжает Джон.


– У меня была в России настоящая любовь. Такая любовь была у меня… Оooh, русские красавицы, Оoh, моя Светлана…


– Ты знаешь, Стив, – обращается он к хозяину,


– Я там чуть не женился…


Что же не женился, – чуть не съязвила я, но конечно же сдержалась и двинулась к выходу.


Но не тут-то было. Джон бросается мне наперерез, распахивает передо мною двери и провожает до лифта, не переставая восхищённо вспоминать свою Светлану и всех русских красавиц заодно. В лифт он тоже заходит вместе со мной и сыплет комплиментами.


– Нет, русские женщины они такие, такие, необыкновенные!


– Нет, согласитесь, здесь женщины совсем другие. Русская женщина всегда хорошо одета, отлично выглядит, посмотрите, посмотрите на свою обувь. И он смотрит, как будто на моих ногах по меньшей мере Маноло Бланикс…


Я с сомнением смотрю на свои найкиз, чёрно-белые, обычные кроссовки новые, правда. На мне самые обычные, чёрные брючки для занятия йогой и чёрный же пуховик. Я давно живу в этом городе и уже научилась сливаться с толпой. Но Джона это не смущает.


– Ведь вы посмотрите, ведь ваша обувь сияет. А здесь? Здесь женщины ходят в рваных кроссовках и потертых футболках… А моя Светлана…


Мой этаж я выхожу, а Джон даже не успевает попрощаться, потому что память опять уносит его в далёкую, холодную Россию, где с ним случилось самое интересное приключение его жизни.


А я думаю о той Светлане в далёком Владивостоке год наверное-1979. Кем был Джон в её жизни, что он смог ей дать кроме почти наверняка разбитого сердца и ссоры с родителями. Она же сделала судьбу ничем не выдающегося Джона всё-таки очень особенной. Ведь он чуть не женился на русской… А значит, по мнению обывателей, чуть не сорвал Джек-пот.

Донна

Донна позвонила в воскресенье с предложением прогуляться в парке. Донна – ровесница моей маме, ей за шестьдесят, и если моя мама в России лет этак десять, как уже на пенсии, то Донна здесь, в Торонто пока о пенсии только мечтает. По закону на пенсию женщины здесь выходят в шестьдесят пять лет. Она уже всё спланировала – как выйдет она на пенсию, и переедут они с мужем в провинцию, поселятся в маленьком, скромном домике, и кредит за него будет совсем небольшим, так лет на десять всего. У Донны расчитано понедельно сколько ей ещё до пенсии осталось. На пенсии они, как Донна планирует, будут путешествовать и много ходить пешком-это для здоровья полезно очень.


Донна в хорошей форме, всю жизнь проработала медсестрой, в молодости ездила даже в Африку на несколько лет помогать, спасать, просвещать. Правда в последствии разочаровалась, так как ничего в Африке не изменилось, как они ни старались. Еле они оттуда с мужем ноги унесли, но любой опыт, пусть даже отрицательный ценен сам по себе, философски замечает она. Донна – очень хороший профессионал, ответственный и трудолюбивый человек. Ей до всего есть дело, она активна, инициативна и принципиальна. Муж её – очень тихий, интеллигентный человек, преподавал всю жизнь в университете.


Поболтав с минуту о том о сём-погоде, ценах и мировой политике, Донна неизменно возвращается к своей излюбленной теме-отношениях с дочерью. Они, как она считает, из ряда вон. Дочь она критикует безжалостно, в детстве таскала её по психоаналитикам, но упрямая девчонка выстояла и сбежала от мамы. Теперь она держит оборону и защищает свой мир как может, но Донна тоже не промах, воспитанием внучек занялась вплотную, а дочь, занятая собственной карьерой, потихоньку сдаёт позиции.