Болото ушло, теперь в селе осенние заморозки наступают позже, чем по остальному району.

А как написан рассказ! Вкусно написан:

«Наверху опять было лето, такое же голубое и сияющее, как вчера и позавчера, а на земле была осень, поздняя, безрадостная осень. Всё почернело, всё сникло, набухло водой: картофе-льная трава, ячмень, овсы. И дороги развезло – легковуху качало, как пьяную. Так всегда бывает после большого утренника. Но вот мы поднялись в гору, перевалили за холм, и что за чудо, куда девалась осень? Ячмень стоит колос к колосу, как гвардия на параде, картофельные гряды сочно зеленеют под солнцем, а за картофельными грядами и вообще летняя сказка – рожь волнами».

Федор Абрамов умер в 1983-м, незадолго до начала перестройки. Отношение к ее результатам у него наверняка было бы, мягко говоря, отрицательным. Но необходимость менять тогдашнюю жизнь он чувствовал остро:

«Я считаю, что в наших мерзостях немалая заслуга и нашего великого народа. И потому я всю жизнь кричу: встань на ноги! Оглянись кругом. Не давай всякой сволочи ездить на себе. А еще я взываю – к активности, к активности! Никто не поможет народу, если он не поможет себе. Всякие реформы (а в них, как в воздухе, нуждается страна) возможны только при одном условии – при условии решительного преодоления в низах заскорузлой, застарелой русской болезни – пассивности».

В прошлом году в Архангельской области была учреждена литературная премия имени Федора Абрамова «Чистая книга». Есть надежда, что она откроет нам новых авторов, честно пишущих о народе.

Февраль 2020

Первый выпуск «Легкой кавалерии» действительно – соглашусь с редакционным предисловием – получился скорее «тяжелой артиллерией». Или парадом кирасир. Практически все тексты поднимают очень важные и, наверное, корневые проблемы сегодняшней литературы, восприятия ее обществом.

Важно, что выступили несколько литераторов, чей голос мы слышим или довольно редко, или не слышали очень давно, или услышали, кажется, впервые; в последние годы многие прозаики и поэты избегают интервью, публицистики в любых ее проявлениях. Здесь некоторые вышли из этого затворничества…

Хочу не то чтобы поспорить, а откликнуться на две заметки (или записки, а может, на два коротких эссе) – Андрея Волоса и Владимира Новикова.

Андрей Германович, под впечатлением от прочитанного им романа Гузели Яхиной «Дети мои», размышляет о форме и содержании в художественном произведении. Что важнее, что главнее… Сам он выбирает и отстаивает форму.

«В постоянном споре между формой и содержанием литературного произведения, в бесконечной тяжбе, где каждая сторона преувеличивает свое значение, в конце концов побеждает форма… Кладовые русской словесности битком набиты червонным золотом необязательных безделиц».

Тут можно надуть щеки и возразить: в хорошем произведении должны быть равно хороши и форма, и содержание – безделицам не место в кладовых. Но так должно быть в идеале, а идеала, как известно, редко кому удается достичь.

История показывает, что долго живут произведения, интересные читателю именно по форме. Этот интерес передается из поколения в поколение, для каждого становясь открытием, у каждого вызывая волнение.

Позволю себе еще процитировать Андрея Волоса:

«Именно она (форма – Р.С.) отвечает за то, что некоторым темным, ничтожным по содержанию речам невозможно внимать без волнения.

Кстати говоря, это волнение, а вовсе не объем передаваемой информации, и есть цель литературы. Равно как и цель всего искусства вообще. И главный критерий оценки явлений культуры. Есть волнение – ага! это уже вовсе не культуры явление, а самого Искусства. Нет волнения – извините, явление культуры наличествует, конечно… но об Искусстве и речи быть не может».