– Ладно… Что там говоришь, с враждующими кланами? – попыталась отвлечься я, смещая фокус со своего фатального положения на историю острова.

– Кланы всегда не ладили, но в тот раз медведица Вероника – дочь правителя, полюбила грифона Ярца. Легенда говорит, что был Ярц огнекрылым. Только теперь, за прошествием времен, никто уже не знает, что это значило. А он ее полюбил в ответ. И вот устали они таиться и решили пожениться. Отец Вероники пришел в ярость. Он запретил дочери знаться с грифоном. Она молила его, но он настаивал, что внутри таких браков рождаются страшные монстры – не грифоны и не медведи, а выродки. Но всем известно, что это была ложь. Легенда говорит, что семьи такие существовали, но бежали с острова, чтобы не снискать гнев владык. А рождались у них не уродцы, а обоюдокровые, что по желанию могли принять любую из двух ипостасей. Медведи и грифоны боялись таких детей. Могущество их можно только представить. Вот и пресекали на корню конкурентов. И Вероника понимала это. Союз на уровне владык означал бы полное слияние и потерю контроля. Отец ее не был готов делить и тем более – уступать власть и статус. И правитель медведей, верный своим принципам, вызвал Ярца на бой. Долго сражались они, раны понаставили друг другу такие, что любой другой на их месте не выжил бы. И вот когда уже никто не ждал, что оба поднимутся, медведь нанес последний удар. Ярц был молод, силен и бесстрашен. Но лежа на земле, у грифона меньше шансов, чем в воздухе. Медведь его просто раздавил. Кинулась Вероника прочь с площади и горевала всю ночь, а на следующее утро вызвала на поединок отца и убила. Схватка была не долгой. Правитель не мог сопротивляться собственной дочери… К тому же был сильно ранен Ярцем и Вероника порешила его…

Я слушала, широко распахнув глаза, не зная, чему больше удивляться – силе любви или жажде мести собственному отцу за возлюбленного. Все-таки нравы на острове суровые, что не добавляло веры в благоприятный исход моей собственной ситуации.

– А дальше был месячный траур по обоим. И грифоны поддержали его – Вероника смыла кровь Ярца, убив отца. По окончании траура, она, приняв правление, объявила свою территорию острова открытой для браков медведей и грифонов. Сюда бежали с обратной стороны, чтобы скреплять свою любовь не только хранители ипостасей, но и обычный люд. И постепенно все перемешались, с обоих половин горы. Три поколения жили счастливо, рождая обоюдокровых, а остров наш, не имевший до того времени названия, нарекли островом Вероники – принесшей победу над древней враждой кланов. Но и тогда полно было семей традиционных. Некоторым из них не нравилось происходящее и вскоре жажда власти вновь взяла свое. Приверженцы старых традиций породили междоусобицы и за две сотни лет гнусными нечестными методами поубивали оставшихся обоюдокровых. Даже перешеек между вершинами горы попытались разбить, но не вышло… Вновь начался раскол.

Я переваривала объемный и тяжелый по смыслам рассказ.

– А еще, аккурат после смерти Вероники, вода отступила, опустившись в самый низ горы, а на ее место пришел туман. Оттуда ваши и сыплются пачками. Никто не знает почему так произошло.

Мы погрузились в молчание. Салас уводил меня все глубже в город грифонов, а я только сейчас поняла, что от страха не спросила Ацэра как мне встретиться со следователем, которому поручат мое дело.

Меня не покидало ощущение, что я нахожусь в книжной иллюстрации к какому-нибудь роману. Совсем не доброму, но очень красивому, начиная от персонажей, заканчивая обстановкой, в которою их поместили. Встречные горожане, имели ярко выраженный общий генетический код. В большинстве своем они были выше среднего роста, медноволосые, как Ацэр, с бледной кожей и плавными движениями. Одевались жители в контраст светлой внешности, в темные ткани – серые, черные, фиолетовые, бордовые. По ней, как и по постройкам, можно было судить о высоком уровне жизни обитателей этой части острова. Темная каменная кладка домов Аскелаза, в сочетание с острыми, словно клыки и когти, графичными линиями крыш и заборов, порождала внутри двойственное чувство: настораживала и в то же время притягивала, намекая на сокрытую в них тайну, приглашая разгадать ее, если осмелюсь. Надо признать, это робкое желание прикоснуться к сакральному, разбивалось об угрюмые и откровенно враждебные лица. В городе мне были не рады и даже больше того. Врядли, жителей смущал мой неопрятный внешний вид. Их раздражала не мокрая одежда, а то, кто в нее упакован – очередная чужачка, место которой на континенте.