– Как в обычных городах? Я слышала, на континенте живут вампиры, разгуливает зараза, в них превращающая и еще есть волховки – это типа ведьм? Совсем не как в обычных городах!

– Ведьмы? – следователь усмехнулся. – Все, о чем ты говоришь – тоже есть. Волховка одна. Это, кстати, особенность континента. На острове волховок нет, хотя первая вышла отсюда. Еще во времена Вероники или около того. Когда начал появляться зеленый туман, единственной помощью первым пришлым на континенте для защиты от вампиров была, отправленная к ним волховка. Она должна была вернуться после завершения всех дел, но то ли прижилась на континенте, толи бед там оказалось столько, что на остров возвращаться было бы негоже… Этот дар передается из поколения в поколение. Сила волховок помогает сдерживать вампиров, не давая пересечь стену. А еще она каждый месяц варит отвар от заражения. Не на всех работает, правда, но, большинству – помогает… Вампиры – это первые пришлые. Те из них, что заразились кровавой чумой. Их жизнь вечна, и они могут передать свою заразу через укус. Первая волховка изготовила зелье от заражения, и сдержала вспышку заразы, но излечить уже заболевших не удалось. Сначала их хотели уничтожить. Однако, тогдашняя волховка не дала, пытаясь найти лекарство. Вампиров заперли в клетках и поили кровью зверей. Тогда и выяснилось, что они сохраняют разумность в разных стадиях. С ними можно общаться, как с почти нормальными людьми. Я говорю “почти”, потому что ряд чувств они утратили, скатившись до инстинктов и личных интересов. Пропадает восприимчивость к чувствам других, общность и понимание границ дозволенного. Лекарство так и не было изобретено, но убить мыслящих существ – бывших родственников и друзей, никто не решился. Их отселили, и отгородили каменной и энергетической стеной. И это огромная проблема, ведь, когда сила магии волховок спадает – в стене появляются бреши и некоторым вампирам удается прорваться в город. А человеческая кровь – у них на вес драгоценностей, в отличие от животной и тогда с ними не договориться – приходится убивать, если получается изловить… Вместе с теми, чью кровь они испили…

– А как поступают с теми, кого вампиры просто укусили или поцарапали? И почему сила волховок может ослабевать?

– Я надеюсь, ты понимаешь, что все что я говорю тебе – строго секретно? Эти сведения только для жителей континента. И если я узнаю об их распространении, можешь не рассчитывать на мою помощь в спасении…

Я угукнула.

– Только когда вампир присасывается к вене, из его клыков выделяется заразная секреция. В остальных случаях – это обычные раны, просто сильные… Что до волховок… Если волховка вливает энергию в какое–нибудь мощное заклятие параллельно с другим – это может быть связано с просьбой ученых или правителя. Тогда концентрация сил, единовременно направленных на каждое из заклятий, ослабевает.

– А волховка может отправить меня обратно в мой мир? – спросила я взволнованно.

– Это главное яблоко раздора между островитянами и жителями континента. Первым нет до этого никакого дела. А вторые с древних времен пытаются найти способ вернуться в свой мир. По крайней мере те, кто там родился. Волховки теоретически понимают, что нужно повернуть поток энергии вспять, но грифоны и медведи их не пускают на территорию своих вод, где обычно и находят пришлых.

Я так глубоко погрузилась в разговор, что не заметила, как мы подъехали к перешейку, о котором мне несколько раз уже доводилось слышать. Природный мост, перекинутый от навершия к навершию, соединенных между собой у основания, и разделенных по середине пропастью гор, был погружен в забравшийся в этом месте столь высоко туман. Со слов Градимира, он охранялся по обеим сторонам. Над нашими головами раздался уже знакомый звонкий вскрик, и с высоты вниз сорвался коричневый грифон, немного мельче, чем Гэбриэл и Ацэр, но такой же устрашающий. Не меняя ипостась на человеческую, он завис воздухе, делая интенсивные махи крыльями и тщательно нас осматривая. Я ощутила резко накатившую головную боль и слабость в теле. После минуты пристального изучения полулев–полуорел наклонился по диагонали и упал вниз, рассекая туманную бесконечность могучими крыльями. Лошадь зацокала дальше и, вскоре, вышагнув из белого марева, дорогу нам перегородил… нет, это был не медведь. Это было десять медведей, слитых воедино. Бурая косматая гора, которая движением одной лапы могла не то, что скинуть лошадь со всадниками с моста, а раздолбать этот самый мост. Он смотрел на нас свирепо, немигающим взглядом черных глаз. Если бы я оказалась здесь одна, то уже точно рухнула бы в обморок от одного вида зверя. Кобыла занервничала, и плясала, испуганно фыркая в попытке бегства, но следователь впился пятками ей в бока и с силой тянул поводья на себя. Медведь принюхался, а я зажмурилась и еще крепче вцепилась в ребра Градимира, молясь всем подряд богам всех известных мне религий.