– Присаживайся, мужичок, – сказал Игорю Длинный, – расскажи подробно, что за гонки были у вас, кто у кого скрысятничал?

Игорь присел на табуретку, быки Длинного стояли сзади. «Сейчас отнимут полздоровья, забьют, козлы», – подумал он, а потом стал рассказывать:

– Мужики, меня не было в бараке, я на промзоне находился, да и с воли мне хороший грев идет, тут секрета нету. Надо быть последним идиотом, чтобы полезть по тумбочкам, одно с другим никак не вяжется.

– А может, кому на воле задолжал? – с намеком поинтересовался Длинный.

Игорь взглянул на него, и они друг друга поняли. «Наверное, пришла малевка от Белого, и он пустил ее в ход», – подумал Таяновский.

– Да нет, ничего я никому не должен, работаю на себя и срок отматываю, вот и все. Задолжал только долги свои пособирать на воле, – и Игорь с такой же серьезностью поглядел на Длинного.

Тот понял – этот за себя постоит.

– На воле была у меня фирма, за «боюсь» не стал платить, так они, беспредельники, жену угрохали, меня, ни за хрен собачий, сюда засунули, а теперь сюда малевки шлют, чтобы зоновская братва или опустила, или угрохала меня, непокорного.

Возле Длинного сидело человек семь зеков, все молчали.

– Вот видишь, Игорек, как говорят, «от тюрьмы да от сумы не зарекайся», – сказал Длинный. – А грев, говоришь, хороший получаешь, наверное, тебе приятно, что каждый месяц тебя так подогревают. Ну не у всех же есть родня и кенты, поэтому наша братва и снимает потихоньку бабки с фраеров, чтобы мы здесь с голоду не подохли, они ведь тоже приворовывают у государства, а наша братва делится с нами.

– Я не воровал, работал честно, – ответил Игорь.

– Конечно, это дело добровольное, хочу плачу, хочу нет, – отозвался Длинный.

– Пусть мужичок идет, он не при делах, по нему видно, – вмешался в разговор Игрок, – а что челюсти поломал да яйца помял – правильно сделал, не хрен мужика подставлять.

Остальная братва поддержала Игрока.

– Но смотри, мужик, если за руки поймаю, твоя мама – сирота, – сказал Длинный.

С таким заключительным предостережением Игоря и отпустили. Шел к себе, даже пот холодный выступил. «Брехня, – думал он, – здесь тоже есть справедливые люди. Игрок – молодец, а Длинный наверняка получил малевку от Белого, на роже у козла написано».

На зоне мужики недолюбливали Длинного, но с воли его хорошо поддерживали, так и держался он смотрящим, когда есть деньги – ты на зоне фраер.

Длинный передал Белому ответ: «Опустить не получилось, передай какой-нибудь отравы, траванем козлятину». Белый согласия не дал: «Я тебя за какой хрен грею?! Чтоб ты порядок держал, а ты, вижу, ума не можешь дать одному мужику. Думаешь, я здесь не рискую, добывая копейку, да не меньше, чем ты, а то смотрящим можно и другого поставить, если ты не в состоянии за свой базар ответить». Длинный почувствовал исходящую от Белого угрозу, а с таким денежным мешком ссориться – себя не уважать, достанет, где хочешь, хоть на Земле Франца-Иосифа. Он срочно вызвал к себе своих должников, двоих абхазцев:

– Так, братья-абхазцы, слушайте меня внимательно. Вы задолжали за анашу уже полторы штуки, а отдать по всей вероятности нечем, ну а я вас и не подгонял с отдачей.

Длинный всегда имел таких должников, которых в любую минуту можно было использовать, как камикадзе. Те снова попросили отсрочки с долгом:

– Братан, через двадцать дней – свидание с родоками, отдадим сразу, базара нет.

– Нет, мои хорошие, срок и так давно вышел. Я молчал, все ждал, имею право потребовать свое. Мне сейчас бабки нужны как воздух, или, мужики, отработайте свое, тогда я спишу долг, и вот сколько шалы получите, – он достал из-под подушки и показал кулек с полкило, – после того, как опустите одного мужика. Чтоб его на зоне не Игорем звали, а Маруськой.