Глава 7. Дилер.

Выпускные экзамены остались позади и пришел черед куда-то двигаться дальше. Путей – дорог было не так уж много. Хотелось поехать в Воронеж и по примеру двоюродной старшей сестры поступить в ВГУ на факультет журналистики, но никаких конкретных поползновений, кроме единственного разговора с мамой, в данном направлении так и не случилось. В том самом разговоре мама расставила все точки над "i", как всегда прочитав на повышенных тонах краткую девятичасовую лекцию о том, сколь низко я паду, стоит оставить меня без опеки и единственная моя надежда на, пусть не светлое, но все же существующие будущее, это только ее зоркое око. Варианты отъезда вообще не рассматриваются, об этом было объявлено без обиняков и во всеуслышание. Да и я, собственно, особенно не представлял себе взрослую жизнь. К моменту окончания школы мне было всего шестнадцать лет и инфантилизм моей души расцветал всеми цветами радуги. Мать настолько сильно тряслась надо мной и не представляла, что я могу хоть на йоту перестать зависеть от нее, что даже намеки в эту сторону пресекала на корню. Я рос человеком без собственной системы координат, без понимания жизненных процессов, ценности заработанного, тяжести честного труда, без целей и осознания того, кем хочу стать. Я просто побухивал, тусил с корешами и, незаметно для меня, за весельем и драмами выпускного класса, пришел момент, когда школа осталась позади.

Учился я неплохо. Не будучи отличником, как мои родители, или родители их родителей, или мой родной брат, который был старше на десять лет, я, потихоньку – помаленьку, наскреб аттестат за одиннадцатый класс с подавляющим большинством четверок и всего лишь единственной тройкой. Как сейчас помню – по геометрии! Довольно нелепая ситуация, так как на протяжении нескольких месяцев до выставления годовых оценок я посещал, единственный раз в жизни, репетитора именно по математике. Надо сказать, что это был опытный педагог, которая подтянула мои, и без того далеко не нулевые знания, на уровень явно выше среднего. Наша математичка меня не любила. Не как-то особенно (например, как моего другу Вову, который при одном упоминании своей фамилии на ее уроках начинал трястись, обливаясь потом, и единственное, что мог выдавить из себя, лишь: "Ставьте два". В ответ Галина Анатольевна ревела: "Кол, Фалитнов, Кол!"), а примерно, как всех остальных, за редкими исключениями. В конце концов, при выставлении годовых оценок она впаяла мне "треху" и на следующий день ушла в отпуск, не дав возможности исправить оценку.

Я ожидал, что в аттестате тройка будет только по химии, с которой у меня сразу же не сложились отношения, но химик – он же наш классный руководитель, бывший университетский преподаватель, кандидат наук, все же сжалился надо мной и вывел незаслуженную итоговую четверку. Может, сыграло роль то, что учился в универе он в одной группе с моим отцом, но это весьма маловероятно. Настолько принципиальной он был личностью, что вряд ли позволил бы себе выставлять оценки на  основании каких-то индивидуальных привязанностей. Ох, и попил же я кровушки этому замечательному человеку… Если читаете это, Степан Викторович, простите меня, пожалуйста, я был слишком юн и слишком глуп. Поощрение толпы всегда, как бы, занимало в моем понимании главенствующую позицию и только с возрастом стало приходить осознание того, что зачастую это совсем не то, что нужно. Скажем так, толпа склонна очень быстро менять свое настроение. Сегодня ты – герой, а завтра – изгой, стоит только занять несколько непопулярную позицию. Раньше я этого не понимал. Теперь понимаю! То ли от недолюбленности, то ли еще от чего-то, но мне всегда не хватало внимания, и я старался привлечь его путем хулиганских выходок, экстравагантного поведения или тонкой (как мне казалось) иронии. Я не был отпетым хулиганом, не был трудным подростком. Если проводить аналогии из "Симпсонов", я не Нельсон, а скорее  – Барт.