– Вам совсем плевать на чувства людей? Даже то, что я вас ненавижу, что я замужем, не останавливает вас! Возьмите меня силой, давайте, вы это можете! Но я не смогу вам дать то, что вы хотите. Вы понимаете, что разрушаете мою жизнь?! Наиграетесь, а потом вышвырнете, как надоевшую игрушку! Так, как вышвырнули сегодня Лукрецию!

Его лицо исказило презрение. Склонившись ближе к моему лицу и крепко удерживая рукой, он коснулся горячими губами моих губ и прошептал прямо в них:

– Не сравнивай себя с этой шлюхой.

– А разве не ею вы хотите меня сделать? Не своей шлюхой?

Взгляд Катальдо снова ожесточился, он сильнее сжал пальцы на моей руке так, что я сморщилась от боли, но всё же сказала то, что думала:

– Вы настолько привыкли потакать своим желаниям, что даже не думаете, что люди могут испытывать чувства и боль. Женщины для вас такая же прихоть, как и все остальные удовольствия. Используете их, ломаете жизни. Вы вообще способны на чувства? Способны любить?

Мужчина схватил меня второй рукой и сильно сжал мои плечи. Я пыталась отстраниться от него и отвернула лицо, чтобы не видеть его испепеляющий взгляд.

– Я покажу тебе, что способен, если ты сама согласишься.

– Никогда!

Он сжал челюсти. Его ноздри раздувались от гнева, чёлка волнистых, смоляных волос упала ему на лоб. Мужчина словно пылал, обдавая меня горячим дыханием, как колхидский бык[16] Мои ноги стали ватными. Испытывая страх, я осознавала, что совсем бессильна против него, но я больше не могла молчать и покорно принимать судьбу. Всё моё существо рвалось на свободу.

– Это не любовь! Когда человека любят, не делают ему больно, не заставляют насильно любить себя и подчиняться!

Он продолжал молча смотреть на меня, гневно сжимая челюсти. Наконец-то отпустил меня, и я еле удержалась на ослабленных ногах. Катальдо рукой поправил свои волосы, зачесав их пальцами назад, и обратился к моему надзирателю:

– Лоренцо, отведи Бьянку в её комнату. На сегодня хватит прогулок.

Мужчина резко развернулся и направился на террасу. Там с плетёного кресла он взял пиджак и, надев его, ушёл вместе с Франко к машине.

Я обречённо опустила голову и побрела в свою тюрьму. До самого вечера я опять маялась, ходя из угла в угол. От мыслей и бездействия, я начинала сходить с ума. Днём Мария принесла мне обед и хоть как-то скрасила моё унылое одиночество.

– Мария, в доме есть библиотека?

– Есть. Но… – она посмотрела на меня с сочувствием.

– Неужели даже книги для меня под запретом? – улыбнулась я женщине. – Я здесь скоро с ума сойду. Если бы можно было почитать, то это хоть немного скрасило бы моё заточение и отвлекло от плохих мыслей, – подавленным голосом сказала я.

– Хорошо, я принесу вам книгу, – тепло сказала она, положив свою тёплую ладонь на мою руку, лежащую на столе.

Мария ушла и снова я осталась наедине с собой, как узник в наглухо закрытой камере. Единственное отличие моего места обитания от тюремной камеры, был простор помещения, наличие ванны и шикарного убранства. Даже свой надзиратель у меня был. Я снова подошла к окну и оценила возможность сбежать через него. Понимала, что меня найдут быстро, но, может, хотя бы удастся передать записку, пока меня не найдут. Можно было попробовать уговорить Марию послать письмо Марко, но я не хотела подвергать её риску, не хотела, чтобы гнев Катальдо обрушился на добрую женщину.

Марко… чем он мне поможет? Он бессилен против грозного сантисты. Я боялась, что он даже может убить мужа, так как знала, на что способны эти люди. Вспомнила, как Франко чуть не убил Фабио, и сердце в груди сжалось от этих мрачных воспоминаний: «Милый мальчик, как он? Надеюсь, что эти люди не возвращались туда и оставили семью Фортино в покое, ведь Катальдо нужна была только я».