– В огороди бузина, а в Киеве дядька, – Ярко сердито фыркнул. – Дальше нема куда лизты, бомба сюда попала…

– А что, мы посмотреть не можем? – Сашка опять затоптался на месте. – Пошли, хоть до конца коридора дойдём…

Коридор закончился нишей с узким вертикальным лазом.

– Сюда, кажись. – Мирек осторожно начал протискиваться вниз. – Пани Цыбульская говорила, тут вход был центральный, а от него хода.

– Слышь, – Сашка полез следом и, пользуясь тем, что Ярко отстал, быстро спросил: – Это уже тот вход?

– Не знаю, – Мирек вылез из ниши и начал осматриваться.

Лаз вывел в глухую сводчатую комнату. Посередине её был устроен, обложенный диким камнем, колодец, а вокруг него виднелись маленькие отверстия, похожие на низкие двери.

– Вот они ходы! Во все стороны! – обрадованно закричал Сашка и тотчас нырнул в ближайшую дыру.

Впрочем, радовался он зря. Это оказались вовсе не ходы, а крохотные низкие комнатки с мелкими нишами для сидения. В каждой комнатке потолочный свод заканчивался дырой размером в кирпич, через которую далекодалеко наверху виднелось небо.

– Вот тебе и на, – обескураженно протянул Сашка, вылезая из последней дыры. – Куда ж дальше-то?

– Хлопцы, дывысъ, тут ще нижче можна…

Ярко комнатками не интересовался и, наверно, потому заметил ещё один вход, оказавшийся чуть в стороне от, приведшего их сюда лаза. Вход был полузасыпан, и, когда ребята с трудом спустились по обвальной насыпи, они очутились в большом помещении с полом, сплошь залитым водой.

– Это ж откуда вода? – Сашка пошарил лучом фонарика по сторонам.

– А з реки, – Ярко кинул в воду кирпич. – Мы, считай, на три этажа вниз спустились.

Чертыхнувшись, Сашка постоял немного, потом плюнул и зашагал по воде прямо на середину. И тут же влетел сразу выше колен. Некоторое время он ощупывал дно ногами, поднеся фонарик к самой воде, затем попросил:

– Ребята, светите сюда…

Как ни странно, вода оказалась довольно чистой. Волны мало-помалу успокоились, и все увидели, что в том месте, где стоял Сашка, начинались ступени винтовой лестницы, круто уходившей под воду. В подземелье стало совсем тихо, и вдруг ребята услышали чем-то знакомую, странно-спотыкающуюся мелодию. Будто кто-то далёкий бил колотушкой по дребезжащему звонку.

Едва разобрав мелодию, Ярко покрутил головой.

– Во патефона мають! Там через всю площадь фокстрота втялы, а тут, дывись, и через стенку проходит…

– А что это за музыка такая? – Сашка шагнул обратно, и плеск воды заглушил мелодию. – Я не слышал раньше.

– Да то немцы часто играли. Як то «либер… либер»… от чёрт, забув, как там дальше? – Ярко повернулся к Миреку.

– Ах, мейн либер Августин… – Мирек пошарил лучом фонарика по стене. Ему показалось, что звук шёл именно оттуда.

– Та брось, не шукай, – Ярко махнул рукой. – Тут везде продухи во всю стенку, здоровенные такие, через них и слыхать.

– Продухи? – Сашка разом забыл про всяких Августинов. – А может, по ним пролезть можно?

– Да куда ты, дурья голова, теперь полезешь? – Мирек сердито фыркнул и начал перебираться на кучу щебня. – Бомба, видать, стену пробила и вода пошла, а снизу ил, тут водолаз, и тот не пролезет. Всё, Сашко, кончились наши скарбы, пошли…

Один за другим ребята, вскарабкавшись по завалу, выбрались к двери, и только Мирек, шедший последним, ещё раз обернулся на тёмную стенку, за которой, казалось, всё так же еле слышно звучал сентиментальный «Августин»…

Башмаки сильно стесняли Сашку. Ему казалось, что стук толстых кожаных подмёток привлекает всеобщее внимание, заставляя прохожих оглядываться по сторонам. А прохожих было достаточно. Главная улица, бывшая Ягеллонская, пользовалась постоянным вниманием у жителей городка. За последние годы её трижды переименовывали, но, то ли сказывалась давняя привычка, то ли ещё что, но часть обывателей упорно продолжала именовать улицу Ягеллонской.