Мой отец не отличался особой аккуратностью, обычно дело поглощало его настолько сильно, что он не обращал внимания на такие детали как неаккуратно расставленные пробирки или десять чашек с недопитым кофе на столе. Меня это веселило, а иногда раздражало, но хуже всего было то, что я сама была такой же. Я вздохнула и осмотрелась. Сейчас я сидела на очень неудобном стуле с тонкими ножками, которые при каждом движении гадко скрипели. За моей спиной находились три полупрозрачные клеёнчатые ширмы, развешанные на металлических держателях, за ними стояло обитое клеенкой кресло для пациентов. К потолку над креслом крепилась огромная лампа с ярчайшими фонарями, старые баллоны с кислородом жались друг к другу мятыми боками со стёртыми надписями.

Деревянный рабочий стол отца с вмятинами и лёгким покрывалом пыли был завален высокими стопками из картонных, крошащихся от времени папок, канцелярскими принадлежностями в стаканах и кружками. В самой середине стола пылился старенький терминал, разливающий облачко рассеянного зелёного света вокруг себя и при этом тихо гудящий. Рядом с терминалом громоздился ветхий вентилятор, который мы с Аматой однажды случайно сломали, когда были ещё маленькими и который впоследствии Джонас буквально собрал по деталям.

– Посмотри на меня, солнышко, – обратился ко мне отец.

Я вздрогнула от неожиданности и подняла взгляд. На мгновение меня ослепил свет офтальмоскопа.

– Что ж, всё хорошо. – Улыбнулся папа, завершив осмотр. – Теперь можешь спокойно отправляться на экзамен.

Я чуть побледнела. У меня внутри безостановочно крутился круговорот из гадкого страха и волнения. В конце концов, этот экзамен решит, чем я буду заниматься до конца своей жизни в этом железном ящике, от которого я очень устала, но всё же любила. Да и мне совсем не хотелось ударить в грязь лицом перед отцом и другими.

– Да, я уже иду…– грустно сказала я.

Отец перестал улыбаться, чуть склонил голову в бок и пытливо посмотрел на меня. Он коснулся рукой моего подбородка и прищурил глаза.

– Волнуешься?

– Да. Ужасно себя чувствую, – сказала я, отводя глаза.

Папа неожиданно ухмыльнулся и пожал широкими плечами.

– Кайли, когда я только начал изучать медицину, то первым делом научился распознавать воспаление хитрости у детей. Не переживай, солнышко, всё будет хорошо.

Я смущённо улыбнулась, а отец наклонился и поцеловал меня в лоб, как обычно оцарапав своей щетиной. Я почувствовала запах мяты и лекарств, и мне очень захотелось обнять папу, но я почему-то сдержалась.

В смятении и страхе перед экзаменом я покинула кабинет отца. Я вышла в приёмную такую же серо-голубую, как и все остальные комнаты Убежища. За белой полупрозрачной ширмой сидел Стэнли, выглядел он устало, его короткие седые волосы были взлохмачены, а широкое лицо выглядело озадаченным.

Я подошла к нему и улыбнулась.

– Доброе утро, – поздоровалась я, складывая руки за спиной. Стэнли приветливо махнул мне рукой и криво улыбнулся – так, что стали видны его несколько вставных "золотых" зубов.

– Привет, Кайли, – прищурив свои маленькие глаза, произнёс он. -Тебе бы лучше не подходить ко мне близко, кажется, я совсем заболел. Заразишься ещё.

Я быстро кивнула, сочувственно глядя на него. Вообще-то заболеть перед экзаменом не такая уж и плохая идея.

– О, тогда выздоравливайте, – пожелала ему я.

Он кивнул, задумчиво почесав широкий нос.

– А тебе удачи на экзамене.

Я хотела ответить, но мне на плечо легла рука Джонаса.

– Да, удачи тебе, Кайли.

– Спасибо, – ответила я, покраснев.

Джонас как всегда выглядел очень приветливо, он поправил очки и улыбнулся мне, а затем позвал Стэнли к папе в кабинет. Сразу после этого я оставила медицинское крыло и вышла в коридор. Я шла к нашему классу, где должен был проходить экзамен, и всю дорогу пыталась успокоиться. Я поднялась по лестнице, свернула за угол, быстро прошла мимо вентиляционных люков, к которым я так и не поборола страх с детства, и подняла взгляд только когда услышала до боли знакомые голоса. Возле самого класса на углу коридора стояла идиотская банда Буча "Туннельные змеи". Этих клоунов легко можно было узнать по темно-коричневым кожаным курткам, прошитым плотными нитями. Куртки были на молнии, украшенные потемневшими металлическими кнопками, со стороны спины красовалась потёртая эмблема в виде жёлтой извивающейся в танце змеи.