К столу, стоявшему у помоста, пробился купец из Илова^>120 Мо́ислав.

– Братья! В сей грозный час поможем О́тчине на доброе дело!

Мо́ислав опрокинул на стол большой туго набитый кожаный мешок, из которого со звоном посыпались золотые и серебряные монеты.

Во́гаст, Домослав и другие ободритские купцы один за другим подходили к столу, кланялись старейшинам, князю и народу и высыпали из кошелей и мешков деньги и драгоценности. Быстро выросла из них огромная гора.

– И моих семь лодей с товаром возьми, княже! – Кирилл тоже шагнул к столу, – Ободриты – друзья мои, да и всех купцов новгородских. Не можем мы оставить друзей в беде.

В храме Сваро́жича взревели медные трубы. Все обернулись на их мощный и завораживающий звук. Главный жрец Нако́н воздел руки к солнцу. Губы его что-то шептали. Так продолжалось несколько минут. Наконец Нако́н дал знак своим помощникам. Те вывели из глубины храма священного коня.

Белый жеребец был покрыт шитой золотом попоной. Он подошёл к небольшому пятачку земли, где крест-накрест были вкопаны копья. Если конь перешагнёт через копья левой ногой – бодричам грозит беда и они проиграют войну.

Конь тряхнул свисающей до земли гривой, потоптался на месте и поднял… правую ногу. Вопль радости пронёсся над вечевой площадью: великий Сварожич обещает победу!

Снова загудели трубы жрецов и священного коня увели. Служители Сварожича вынесли из храма боевые стяги и вручили их храбрейшим воям. Након подошёл к Никлоту и протянул ему Большой Стяг.

– Тебе, княже, вручаю боевое знамя. Ты – щит и меч всей земли ободритской. Бейтесь же храбро, ибо не пощадит лютый враг ни немощи стариков, ни младости детей. И да пребудет с вами сила бога нашего!

Сняв шлем и отдав его подоспевшему оруженосцу, Никлот припал на одно колено и, склонив голову, поцеловал край стяга. Выпрямившись, легко вскочил на своего коня, уперев древко знамени в стремя. Порыв ветра развернул алое полотнище, в центре которого золотом был выложен грозный лик Сварожича.

– Отцы и братья! – обратился князь к народу. Земляне^>121 мои дорогие! Или победить, или пасть! Третьего не дано. Достойная смерть в бою лучше позорной жизни раба. Так поклянёмся, что не осрамим чести нашей! Будем биться против саксонских псов, не на живот, а на́смерть!

– Клянёмся! – мощно выдохнула толпа.

Оборотившись к воеводе, Никлот повелел:

– Командуй, При́склав! Выступаем в До́бин немедля!

Спустя час, построившись родовыми отрядами и полками, войско ободритов покинуло Вели́киград…

…Кирилл ехал на коне рядом с во́зом, на котором среди узлов с продуктами и зажитком расположилась Сабина. В высоком синем небе, кое-где подёрнутом белыми барашками облачков, пари́л орёл. Красивая птица, распластав могучие крылья, невесомо летела чуть впереди головного отряда, как-бы указывая ему путь.

– Доброе зна́мение! – молвил один из ратников в высоком шлеме-шишаке.

– Да, боги суля́т нам победу. – откликнулся другой, – а всё потому, что дело наше правое – защита О́тчины и веры. А что может быть святее?!..

Кирилл посмотрел на воинов, данных ему Де́рваном для охраны возо́в. «Мо́лодцы как наподбор! – улыбнулся Кирилл. – Статные, крепкие. Но самое главное – жизнь готовы положить, лишь бы оградить-защитить родную землю от алчного и зверолютого врага! Да и новгородцы, приставшие к бодричам, не подведут. Вон только Прокша Ломов с Онуфрием одни чего стоят!..».

Вспомнился случай на прошлогодней ярмарке в Кракове. Когда подъезжали к рынку по мосту через речку Руда́ву, навстречу попался обоз гамбургского купца О́лиха Шлу́нке. То ли лошади чего-то испугались, то ли возчик зазевался, но уже на съезде самый большой воз оказался вдруг в реке. Шлунке, вытараща глаза, носился взад-вперёд, распекая остолопа возчика и тузя́ его кнутовищем. Однако бе́з толку: воз с дорогим товаром – корицей и солью – прочно завяз колёсами в илистом дне